И место это Ваня окрестил проклятым.
– Не иначе, ты тут что-то натворил, Гоша, – страшно округлял Ваня глаза и косился в его сторону. – Какой-то зловещий шлейф тянется за тобой!
– Откуда? – фыркал он в ответ.
– Из детства! Что-то такое здесь произошло давным-давно. Что-то ты натворил. И теперь тебе это место мстит!
Вообще-то Игорь все это запросто мог бы оспорить.
Во-первых, чтобы не страдать на отдыхе от увечий, надо соблюдать технику безопасности. Не скакать с «тарзанки» в хлам пьяным, прыгнув не в воду, а на берег, как это сделал Серега, потому и ногу сломал. И не лезть в заросли, где поселился осиный рой, чтобы не быть жестоко покусанной. Так именно и случилось с Валей. Ну, а несчастный случай с Ваниной собакой так вообще из разряда курьезов. Он сначала натаскал свою собаку на игру с тарелками. А потом в ее присутствии принялся по этим тарелкам лупить из ружья. Бедное доверчивое животное, не поняв посыла, подпрыгнуло за летящей тарелкой и словило пулю.
А виноват Игорь! Кто же еще?! Он всегда, у всех и во всем виноват. С детства!
– Игореша, ну какое у тебя самое приятное воспоминание из детства, а? Ну, скажи! Ну, скажи! – голос его девушки терзал ушные перепонки, заглушая птичий щебет и шум воды на перекате.
– Новый год, – пробурчал он нехотя. – Когда елка нарядная, стол с праздничной едой, семья вместе. Гости…
– Нет же, нет. Я про это место. Про твои летние каникулы. Какое у тебя самое счастливое воспоминание?
– Их было много. – проговорил он после недолгого раздумья.
– А самое-самое? С чем связано?
– Ни с чем, а с кем, – поправил он.
– И с кем?
– С бабушкой, – он вздохнул и закрыл глаза.
И тут же увидел ее, будто она на самом деле стояла в паре метров от него, посматривая в его сторону с нежной улыбкой.
Высокая, худенькая, с прямой спиной, которую не согнули годы и горе. Волосы седые, волнистые. Она очень красиво убирала их наверх. Пряди выбивались, колыхались при ходьбе и всегда напоминали Игорю ковыль.
– Мы очень дружны были с ней. Она всегда говорила, что я второй человек на земле, которого она любит больше жизни.
– А первый кто?
– Первым для нее всегда был мой отец. Она всегда его любила больше, чем дядю.
– А у тебя есть дядя?
Его девушка привстала с полотенца, на котором загорала. Слегка толкнула его в бок.
– Ты никогда не говорил, что у тебя есть дядя. Я думала, что у тебя, кроме родителей, больше нет родственников. А оказывается, есть бабушка, дядя.
– Нет. У меня никого нет. – Игорь стиснул зубы и процедил: – Кроме родителей.
– Понятно…
Ее голова снова легла на полотенце, длинные волосы разметались, задевая его кожу. Сделалось щекотно. Он резко сел и уставился на реку.
Тяжелая вода. Темная, холодная. По берегам много родников и омутов. Бабушка всегда пугала его утопленниками, которых из этих омутов не достали. Уверяла, что, если Игорек будет один ходить на реку, они его непременно утащат. И его никогда не найдут.
– Бабушка умерла? – подала голос его девушка со своего полотенца.
Ну что за неугомонное создание! Отличный полдень. Теплый, безветренный. Загорай себе и не забивай голову ненужными вопросами. Ни себе, ни ему. Он не хотел никаких воспоминаний. Он запретил себе им предаваться много лет назад. И у него это отлично получалось. Он никого не вспоминал, приезжая сюда каждое лето на пару недель на отдых. Он просто входил в старый дом, который построил еще его прадед. Бросал сумку с вещами у порога. Включал громкую музыку и забывал обо всем.
На пару недель…
– Я не знаю, – ответил он в замешательстве.
– Как это?! – Его беспокойная девушка тоже села на полотенце, широко распахнула глаза и глянула на него, как на чудище. – Что значит, ты не знаешь?
– То и значит.
Игорь встал на ноги, взял в руки свое полотенце и несколько раз с силой тряхнул. Свернул, убрал в рюкзак. Скомандовал:
– Уходим.
Повторять дважды не пришлось. Она в точности повторила его действия с полотенцем. Надела шорты, футболку. Обулась в сандалии. Зашагала по узкой тропинке чуть сзади. Но молчать долго у нее никогда не выходило. Сегодняшний полдень не стал исключением.
– Игорь! Погоди! – потребовала его девушка, когда они поднялись по узкой тропинке в гору и двинулись к его машине.
– Что?
Он обернулся.
Хорошая девушка. Умная. Образованная. Его выбор на нее и пал потому, что она была умненькой. Ну и еще симпатичной. Очень симпатичной.
Стройная, ладненькая, с большущими голубыми глазищами и длинными русыми косами. Если бы не ее манера во всем и всегда докапываться до сути, ей бы цены не было.
Его девушку звали Маша. Как и его мать.
Бабушку звали Ноной, ее он когда-то обожал, и ее же потом долго пытался вычеркнуть из своей памяти. И у него почти получилось. Он о ней не вспоминал, даже переступая порог дома, который когда-то был ее. Он просто о ней не вспоминал. И никогда бы, возможно, не вспомнил, если бы не его девушка Маша.
– Игорь, как так?! – большие голубые глаза Маши смотрели на него с ужасом.
– Что именно?
Он щелкнул сигнализацией, отпирая машину, забросил на заднее сиденье рюкзак.
– Сначала ты говоришь, что твоя бабушка была самым светлым твоим детским воспоминанием, и тут же заявляешь, что не знаешь, жива ли она до сих пор. Так не бывает! – ее губы странно дрогнули. – Что случилось?! Почему?! Только не смей отвечать односложно – «потому что»!
Тьфу ты! Зачем он только затеял с ней этот дикий разговор?! Это вообще не ее дело!
– Говори мне или я… – Ее губы задрожали сильнее, и буквы, прозвучавшие следом, были как перекатывающиеся в волне камушки. Громыхали так же. – Или я сочту тебя ужасным человеком!
О господи! Игорь закатил глаза.
Надо объясниться. Маша принципиальная и правильная. Если он промолчит, она просто соберет свои вещи и укатит отсюда домой. А он не хотел тут быть без нее. Был не готов.
– Ты вот спросила меня о самом счастливом воспоминании в этом месте…
Игорь задрал лицо к небу. Облака, повисшие над ними, были словно ватные шарики, которыми они с бабушкой украшали елку.
– И ты ответил, что оно связано с твоей бабушкой. Это я поняла.
– Но с ней же связано и самое ужасное мое воспоминание. – Он судорожно сглотнул, во рту сделалось так же кисло и противно, как много лет назад. – Она… Она предала меня, понимаешь! Она не поверила мне.
– Что случилось, Игореша?!