— Просто впору караул кричать! — жаловалась мама портнихе и подругам. — Две девицы вдруг почти одновременно выскакивают замуж. Особенно младшая подкосила: летом еще и намека не было на свадьбу, и вдруг в ноябре огорошила…
— Ты лучше пойди в церковь и поставь самую большую свечку, а не ропщи, неблагодарная, — ругали ее приятельницы. — Ты счастливая мать. Пристроила обеих девок, да еще как пристроила — в Москве, с квартирами.
Но мама почему-то не чувствовала себя счастливой. Ее пугали не только огромные расходы и долги, но и всякие дурные предчувствия. Например, по поводу того, что мы с Люсей можем в первый же год родить детей и тем самым искалечить себе жизни. Почему младенцы должны были искалечить наши судьбы, мы с папой не понимали. Папа не скрывал, что мечтает о внуках и не считает их несчастьем.
Я слушала разговоры своих домашних, что-то отвечала, улыбалась, но мыслями была далеко от них. Простившись, бежала на станцию. Папа делал вид, что верит моим сбивчивым оправданиям: сессия, необходимость заниматься в читалке и непременно посещать консультации.
Но уже в электричке я начисто забывала о доме, родителях. И угрызения совести, что лгу на каждом шагу, переставали мучить. Я уже была там, поднималась по лестнице на четвертый этаж, открывала дверь и с порога попадала в объятия Игоря.
Единственным облачком, слегка омрачившим эти лучезарные дни, был наш неловкий разговор в самом начале медового месяца.
— Мы будем идеальной, гармоничной парой. Единственное, о чем я хотел просить тебя, Лара. Я тебя просто умоляю! — Игорь слегка поморщился, как всегда, когда ему приходилось говорить о неприятных вещах. — Пока я буду учиться в аспирантуре, лет пять, наверное, у нас не должно быть детей.
Моя голова лежала у него на груди. Ухо чутко ловило биение его сердца, такое ровное, гулкое. Я чувствовала, как ему неловко, мучительно говорить это. И сама понимала, что в ближайшие год-два появление ребенка было бы очень некстати.
— Но, Игоряша, разве это зависит от моего желания. Почти все дети нежеланные, — жалобно возразила я. — Ведь стопроцентной гарантии просто не существует.
— Уже существует, дружочек мой, и даже продается в аптеках. — Он погладил меня по голове, ласково и покровительственно, как несмышленого ребенка. — Посоветуйся с сестрой, опытными подругами, мамой…
С тех пор я жила в постоянном страхе, как живут тысячи женщин. Мои опытные подруги и приятельницы постоянно попадали в беду и проклинали стопроцентные гарантии. Одно я знала твердо: если это случится, я никогда не стану избавляться от своего ребенка, даже если Игорь этого потребует.
День свадьбы приближался. Я почти перестала стыдиться своего поведения, непростительного для скромной девушки. Родители как будто ни о чем не догадывались. А кто догадывался о том, что мы с Игорем давно живем вместе, вовсе не считал это предосудительным. Даже наоборот: влюбленным просто необходимо пожить до свадьбы под одной крышей, чтобы убедиться в правильности выбора и в том, что они действительно друг другу подходят. Это была Асина любимая теория любви и супружества.
Но эта разумная теория почему-то не устраивала Люсю. Сестрица устроила мне скандал. Несмотря на занятость, ей вдруг вздумалось меня навестить. Аська пожала плечами и сообщила ей, что я давно не ночую в общежитии, уезжаю домой. Вполне допускаю, эти невинные слова были сказаны таким тоном, что Люся сразу же обо всем догадалась.
Почему она пришла в такую ярость, до сих пор не пойму.
— Кто бы мог ожидать такой прыти от нашей невинной овечки, папиной скромной девочки! — ехидничала Люся, разглядывая меня, как вредное насекомое. — Завтра же доложу обо всем родителям.
Я чуть не расплакалась, как в детстве, когда она изводила меня:
— Не смей, слышишь! Тебя это совершенно не касается. Не вмешивайся в мою жизнь!
— Еще бы не касалось! К сожалению, я твоя сестра и отвечаю за тебя, — торжественно заявила Люська. — Ты же дура, круглая дура. Мало того, что влюбилась, как кошка, и сама повисла на шее. Вдобавок в любой момент можешь залететь, потому что невежественна, как школьница. Школьницы и то нынче больше искушены в этих вопросах.
Чего она мне только не наговорила, моя дорогая сестра. Такая современная, деловая женщина с широчайшими взглядами на всех и все. Из нее вдруг поперла самая серая, заскорузлая обывательщина. Я ее этим словом и заклеймила — обывательница. Ну, она, конечно, в долгу не осталась и пообещала устроить Игорю сцену за то, что он меня совратил.
Мы ругались часа два. На этот раз я отчаянно отбивалась и не желала уступать. Даже пригрозила, что порву с ней всякие отношения, если она наябедничает родителям. Она махнула на меня рукой, как на пропащую, и, уходя, словно веслом по голове припечатала. Последнее слово все-таки осталось за ней:
— Ты уверяла, что любишь отца. Но почему-то не подумала о его больном сердце, когда тайком отправлялась ночевать к любовнику, а нам лгала, что едешь домой. Папа уже сейчас не расстается с нитроглицерином, а через несколько лет ты сведешь его в могилу, лицемерка!
Люська удалилась, и в башне воцарилась гробовая тишина. Наверное, девчонки слышали нашу перебранку. Я долго приходила в себя, даже всплакнула немного. Обидно было: ведь я никогда не говорила ей, что люблю отца, это само собой разумеется и слова не требуются. Но даже в те горькие минуты я не сомневалась, что с сестрой никогда не рассоримся: «Родные люди все такие», между родными людьми всяко бывает.
Это случилось за три недели до свадьбы, когда Люся вызвала меня в башню для решительного разговора. А неделю спустя я пережила еще одно испытание — знакомство со свекровью и свекром.
Это очень тяжело — сознавать, что тебя заведомо не любят, еще не зная, ни разу не видя. Что для них ты самозванка, нахально вторгшаяся в семью. Полина Сергеевна была хорошо воспитана, умело изображала приветливость, но я все с порога почувствовала. В уголке еще сидела старая тетушка, которая специально явилась на меня полюбопытствовать.
Сначала я дичилась. Игорь не отходил от меня ни на шаг, очень агрессивно давая понять, что в обиду не даст. Но тут за стол со мной рядом сел Лев Платонович, отец Игоря, заставил пригубить белого вина и разговорил. Меня вдруг словно по течению понесло, стало легко, свободно.
Много ли, мало прошло времени, но я уже рассказывала Льву Платоновичу анекдоты из студенческой жизни. Мы вместе хохотали, позабыв об остальных. Когда я очнулась, свекруха поглядывала на меня неодобрительно, тетка ехидно, а Игорь удивленно.
— Что-то не так? Я вела себя не очень безобразно? — с беспокойством расспрашивала я его, когда мы уединились в соседней комнате, бывшей детской.
Вместо ответа, он обнял меня и притянул к себе. Когда заглянула Полина Сергеевна, мы сидели на диване, тесно прижавшись, и целовались.
— Игорь, тетя уходит, хочет с тобой попрощаться, — холодно сообщила мать и отвернулась.
— Все было замечательно, Ло, — сказал Игорь, вернувшись в мои объятия. — Твое поведение не было легкомысленным. Просто я описал тебя как чрезвычайно скромную, застенчивую девицу, а ты вдруг взяла и вышла из этой роли. Ты действительно непредсказуема.
