Я быстро сообразила, что останавливать иномарки и новенькие, с иголочки машины бесполезно. Сосредоточилась на «Жигулях». Там сидел народ попроще. У одного пожилого шофера радостно вспыхнули глаза при виде крупной купюры.
— Садись! — по-купечески размашисто пригласил он.
Но как только я объяснила, в чем дело, его лоснящаяся физиономия разочарованно скукожилась:
— Там небось кровищи море. Мне потом неделю машину мыть. Не-не, не пойдет.
И, не слушая моих объяснений, быстро укатил. С простым народом тоже ничего не получалось. Интеллигентные мялись, вяло бубнили что-то о нехватке времени и о том, что это пустая затея. Прошло полчаса, я устала объяснять в который раз, что собака укутана и сиденьям ничто не угрожает, и к тому же я буду держать ее на коленях.
Мальчишкам вообще не удалось никого остановить. А мне — разжалобить и убедить. В растерянности и недоумении стояла я на краю тротуара. Какие равнодушные сонные лица, какие пустые глаза. Я была лучшего мнения о человечестве. Мне казалось, что хотя бы каждый второй должен быть отзывчив, сердоболен, готов помочь ближнему, если это не связано с большими затратами и потерей времени и сил. Ида Генриховна, по-видимому, знала людей лучше. Она смотрела на меня и детей с покорной обреченностью. Осторожно засеменила в своих скользких ботиках на дорогу и тоненько крикнула мне:
— Ларисонька, это бесполезно. Придется отнести ее ко мне. Боюсь, она замерзнет.
И тут я разозлилась. Погрозила кулаком вслед отъезжающей машине:
— Чтоб у вас колеса отвалились! Мерзавцы, бездушные иуды. Чтоб вам всем вот так когда-нибудь лежать у дороги, истекать кровью и не дождаться помощи!
Какие только проклятия я не посылала на головы проезжающих! Самой страшно вспомнить. Стоит на дороге эдакая фурия, волосы разметались из-под шапки, даже глаза горят в сумерках, и проклинает автолюбителей. Удивляюсь, как не вызвали психушку.
Опомнившись, я заметила, что рядом стоят светлые «Жигули», водитель даже стекло опустил, чтобы получше меня разглядеть. В глазах интерес и сострадание. Слава богу, интеллигентное лицо, подумала я. Пожалуй, первое среди свиных рыл и хитрых хорьковых мордочек.
— Так и не понял, к кому обращен ваш гневный монолог? — тихо сказал мужчина за рулем. — Садитесь!
Тут я уцепилась пальцами за край бокового стекла, склонилась к нему и забормотала:
— Понимаете, объясняю этим недоумкам, что собака завернута в пальто и куртки, сиденьям ничто не угрожает, к тому же я возьму ее на колени, тут две остановки до ветеринарного пункта, и деньги предлагаю, но ни одна зараза не хочет ехать!
— Ваша собака? — мягко прервал меня водитель.
— Уличная, ничья — попала под колеса.
Он открыл дверь и вышел. Первый и последний из всех, к кому я обращалась за помощью. Старушка и мальчишки выглядели такими жалкими и беспомощными. Но вот появился настоящий мужчина, спокойный, уверенный, да еще на колесах. Мы все так и вцепились в него.
— Ее переехала машина, — затараторил мальчик поменьше, показывая на собаку.
— Едва ли, — усомнился наш спаситель, склоняясь над потерпевшей. — Она бы уже погибла.
— Лапки, лапки ей раздавило, — морщась, как от сильной боли, объяснила Ида Генриховна.
Мужчина осторожно поднял укутанную собачонку, и мы толпой двинулись к машине. Несмотря на протесты старушки, я села на заднее сиденье и положила рыженькую на колени. Она тихонечко повизгивала. Как видно, перемещения приносили ей страдание, но она понимала, что ей хотят помочь, и терпела.
Ида Генриховна села рядом с водителем и приготовилась указывать дорогу. Мальчишки жалобно канючили, просились ехать с нами. Мужчина улыбнулся и кивнул. Они проворно уселись рядом со мной. Мне и в голову не приходило разглядывать: молодой он или старый, блондин или брюнет. Он для меня был просто Человек, причем с большой буквы.
Доехали мы за несколько минут. Светящееся табло оповещало: «Доктор Айболит. Прием круглосуточно!» Генриховна испуганно покосилась на табло:
— Ларисонька, здесь тоже надо платить. Сейчас повсюду надо платить.
Сколько было в этих словах тоски по добрым старым временам с бесплатным образованием, медициной. А я уже не испытывала по ним ностальгии. Просто достала из кармана бумажки и продемонстрировала старушке, когда Человек снова взял рыжую на руки и направился к Айболиту.
Он нас разочаровал. Вместо доброго мудрого старичка навстречу вышел разбитной парень, не обремененный работой. Он явно скучал и обрадовался нашему появлению. Деловито осмотрел собаку.
— Пожалуйста, доктор, поскорее сделайте ей укол, обезболивающий. Только бы она не мучилась, — попросила я.
А Иду Генриховну волновало другое.
— Пожалуйста, доктор, скажите, она выживет?
Парню это очень не понравилось. Он вежливо, но твердо приказал:
— Мадам! И вы, мадам, немедленно выйдите в коридор. Не мешайте мне работать.
Он не внушал мне доверия, но что нам оставалось делать? Только подчиниться. Мы сидели вчетвером на клеенчатом диванчике, а наш спаситель стоял у окна. Тут я впервые разглядела его. Высокий, лет сорока трех — сорока пяти, в спортивной куртке. Волосы густые, волнистые, но совсем седые. Черты лица правильные, благородные, как у древнего викинга.
Я так боялась, что он доставит нас к дверям ветпункта и простится. Мы снова останемся одни, беспомощные и неловкие. Но этот рыцарь нас не покинул и даже как-то органично влился в наш маленький коллектив.
Я заметила, что Генриховна украдкой с восхищением на него поглядывает. Вдруг она шепнула мне:
— Не правда ли, чувствуется порода? Все-таки внутреннее душевное благородство накладывает отпечаток и на внешность.
— Не всегда, — не согласилась я. — Сколько встречала негодяев с внешностью херувимов и ангелов в облике квазимодо.
Тут рыцарь подошел к нам и сказал, что пора представиться, раз перевязка затягивается.
— Родион Петрович, — слегка поклонился он.
Ида Генриховна кокетливо протянула ему свою крохотную сморщенную лапку. Я хотела ограничиться кивком, но почему-то передумала. Его ладонь была большой, мягкой, пожатие оставило чувство надежности и покоя. После смерти папы я полностью утратила эту уверенность — в том, что у меня есть опора и верный человек рядом.
Знакомство наше состоялось двадцать первого ноября в семь часов двадцать минут вечера.
Айболит, несмотря на свою молодость и легкомыслие, оказался хорошим ветеринаром. Еще один пример несовпадения внешности и содержания. Когда мы вошли, собака лежала на клеенчатом столе с перевязанными задними лапами. В ее глазах уже не было страдальческой тоски. Казалось, она спрашивает: а что со мной будет дальше? Действительно, что дальше, если она выживет? Куда ее пристроить? Не выбросить же снова на улицу.
