– Итак, джин, – весело возгласила Джессика, а Слейд с отвращением посмотрел на разложенные ею карты.
– Никогда еще не видел, чтобы кому-то так везло.
– Это не везение, а искусство, – поправила она, собирая карты, чтобы еще раз сдать. Он проглотил ругательство:
– Заметь, я не люблю, когда мошенничают, и вижу это сразу. Я вообще не склонен потакать порокам.
– Неужели? Это очень интересно.
Он нахмурился, глядя, как она ловко тасует колоду.
– А ты в каком отделе полиции работаешь? – легко спросила она.
– Отделе самоубийств.
– О, – Джессика сглотнула комок в горле, ухитрившись ответить легко и беспечно, – полагаю, и это не лишено интереса.
Он что-то проворчал, очевидно, соглашаясь, и сбросил несколько карт, а Джессика немедленно приобщила их к своим. Слейд презрительно сощурился, но взгляд Джессики был ясен и чист.
– Наверное, работая в таком отделе, ты встречался с самыми разными людьми, – она внимательно изучала карты, которые держала в руке, затем выложила одну. – Вот почему твои персонажи выписаны с такой точностью.
Слейд вспомнил своих подопечных, людей с улицы: дилеров и проституток, мелких воришек и их жертвы.
Да, она неплохо играет – с ее точки зрения. К тому моменту, как у него собралась тридцатка, Слейд считал, что все, что надо видеть, он видит, и тем не менее ежеминутно убеждался, что видит далеко не все.
– Да, я повидал много людей, – рассеянно произнес он.
Он опять сбросил несколько карт, и Джессика безропотно их приняла.
– В частности, профессиональных карточных шулеров, это настоящие акулы. Джессика простодушно удивилась:
– Да что ты говоришь?
– Была среди них одна красавица-рыжуха, – сымпровизировал он на ходу, – вела большую игру в нескольких лучших гостиницах Нью-Йорка. Мягкий южный акцент, белые руки и крапленые карты. – Слейд с видом знатока посмотрел одну карту на свет, прежде чем ее сбросить. – Заработала три года.
– Ух ты?! – Джессика покачала головой и взяла сброшенную карту.
– У меня джин.
– Ну-ну, Джесс, этого не может быть. С извиняющимся видом Джессика разложила на столе свои карты.
– Да нет, вроде все правильно.
Быстро оглядев ее карты, Слейд чертыхнулся:
– Да, выходит, так. Остается подсчитать мои убытки. Я разорен дотла.
– Ладно, сейчас посмотрим. – Джессика, грызя кончик карандаша, занялась подсчетами.
– Итог таков: ты мне должен восемь долларов и пятьдесят семь с половиной центов. – И, положив на стол блокнот, улыбнулась. – Ну для ровного счета я сбросила полцента. Итого: восемь долларов пятьдесят семь.
– У тебя золотое сердце, Джесс.
– Гони должок, точка. – Она протянула руку вверх ладонью. – Если не хочешь удвоить проигрыш, пытаясь отыграться.
– Не имею ни малейшей возможности. – Слейд вынул из кармана бумажник и швырнул на стол десять долларов:
– У меня нет мелочи. Ты мне должна бакс и сорок три цента.
Джессика, усмехнувшись, поднялась и принесла кошелек.
– Один доллар, – сказала она, входя в гостиную и перебирая денежную пачку. – И.., двадцать пять, тридцать, сорок три цента.
Высыпав мелочь в его протянутую руку, она, вполне довольная, заявила:
– Мы в расчете.
– Не совсем. – Слейд схватил Джессику и запечатлел на ее губах долгий, крепкий поцелуй. – Если ты мошенническим образом выманила у меня такую огромную сумму, – и он захватил прядь ее волос, – ты должна, по крайней мере, за это расплатиться.
– Ну что ж, звучит убедительно, – согласилась она и охотно подставила ему губы.
Господи, как же он ее хочет. И не только сейчас, и не на день, не на год, а навсегда. На целую вечность. Он не позволял себе думать об этом. Между ними стоит стена – тонкая непробиваемая стена. Разное социальное положение! Он начисто забывал об этом, когда обнимал ее. Ему не положено думать о том, о чем он думает, и желать того, чего желает. Но она такая теплая, такая мягкая и так страстно отвечает на его поцелуи.
– Джесс.
– Молчи. – И она обняла его покрепче. – Просто поцелуй меня опять. – И ее губы снова прильнули к его рту, задушив слова, которые просились быть сказанными. И чем дольше продолжался поцелуй, тем тоньше становилась перегородка между ними. Слейду даже почудилось, будто она треснула и беззвучно разлетелась на куски.
– Джесс, – пробормотал он снова и зарылся лицом в ее волосах, – я хочу…
Но тут прозвенел звонок на входной двери, Джессика вздрогнула, а Слейд выругался.
– Я открою, – сказала Джессика.
– Нет, пусть откроет Бетси.
Еще минуту он стоял, обнимая ее и слушая, как сильно стучит у его груди ее сердце.
Джессика с радостной готовностью кивнула. А когда Слейд выпустил ее из объятий, упала в кресло.
– Это глупо, – начала она и осеклась, потому что в гостиную вошел Майкл.
– Джессика, – и, не обращая внимания на Слейда, Майкл взял ее за руку. – Ты такая бледная. Тебе надо лечь в постель.
Она улыбнулась, но пальцы, чувствуя его пожатие, невольно напряглись.
– Но ты же знаешь, я с ума сойду, если буду лежать. Я просила тебя не беспокоиться, Майкл.
– Но как я мог не прийти? – Он стал поглаживать косточки ее пальцев. – Особенно если Дэвид все время бормочет, что ты не умеешь сама о себе позаботиться.
– Ну да, – Джессика быстро взглянула на Слейда, – мы просто немного повздорили с ним сегодня утром, но я чувствую себя хорошо.
– Однако выглядишь ты совсем не хорошо.
У тебя измученный вид.
И Майкл, хмуро проследив ее взгляд, тоже посмотрел на Слейда. Сочувствие уступило место гневу и раздражению. Он недовольно произнес, вроде бы ни к кому не обращаясь:
– Она должна лежать в постели, а не развлекать гостей.
Слейд пожал плечами:
– Это не мое дело – указывать Джесс, какой у нее должен быть распорядок дня.
– А в чем именно заключается ваше дело?
– Майкл, пожалуйста.
Джессика оборвала Слейда, уже готового ответить, и поспешно встала:
– Я скоро уйду наверх. Я устала.
И с молчаливой просьбой повернулась к Слейду:
– Я слишком долго задержала вас сегодня.
Вы не написали ни строчки.
– Неважно. – Он достал сигарету. – Наверстаю сегодня вечером.
Майкл стоял между ними, явно не желая уходить и зная, что нет причины оставаться.
