‒ Поехали? Я действительно голоден. ‒ Притягиваю Лану, вжимаю в свой пах, чтобы она поняла, что голод придётся утолять ни один раз. ‒ Или я могу приступить к основному блюду прямо здесь, ‒ прикусываю нижнюю губу девушки, оттягивая и посасывая. Реакция не заставляет себя ждать, и вот уже её руки оплетают мою шею.
‒ Не здесь, ‒ успевает прошептать мне в рот. ‒ Поехали в…
‒ Лан, я бумажки принесла, ‒ дверь отворяется и входит Света, нарушая наше уединение. ‒ Извините…
Лана резко отстраняется, поправляя волосы. Словно воришка, которого поймали с поличным. Светлана в курсе наших взаимоотношений, а реакция Вишенки напрягает. Стесняется меня?
‒ Ничего страшного. Спасибо, что принесла.
‒ Уже уезжаете?
‒ Да, ‒ отвечаю за Лану, ‒ домой.
‒ Приятного вечера, ‒ подмигивает Вишенке, оставляя нас.
Уже в машине Лана делится новостями в отеле, с энтузиазмом рассказывая о новых постояльцах и старых проблемах. Этот отель вызывает в ней такое количество эмоций, что я, глядя на неё, решаю окончательно отказаться от продажи дела отца. Отдам ей желанную игрушку. Чем бы любимая женщина не тешилась, главное, чтобы была счастлива.
‒ Ты ужинал? Хочешь я что-нибудь приготовлю? ‒ предлагает Лана.
‒ Хочу. Но не заставляю, можем сделать заказ в ресторане
‒ Нет. Я сама. ‒ Идёт на кухню, с энтузиазмом рассматривая, что имеется в холодильнике.
Не трогаю и не перечу, радуясь, что Вишенка проявляет инициативу. К совместным завтракам мы привыкли, а вот ужинаем в разное время. Принимаю душ, а когда выхожу, до меня доносятся обрывки телефонного разговора.
‒ Миш, я уже говорила с Кретовым ‒ деньги он брать отказывается. Продажа квартиры ничего не решит. ‒ Тишина, и я отчётливо слышу крик пацана в трубку. ‒ Миша… ‒ Видимо, он снова перебивает сестру. ‒ Ты должен научиться самостоятельно решать возникающие проблемы. Я не всегда буду рядом. ‒ Пауза. ‒ Нет, со мной жить ты не будешь. Даже не надейся. Я хочу свой дом и свою семью, а ты со временем создашь собственную. ‒ Миша! ‒ Кричит. ‒ Почему ты меня никогда не слушаешь? Миша! ‒ Слышу, как Лана бросает телефон на стол, и выхожу из своего временного укрытия.
Стоит спиной ко мне. Ни единого звука, но замечаю, как трясутся тонкие плечики, наконец улавливая еле слышный всхлип. Плачет. Чёртов братец, как обычно вылил на неё тонну дерьма и бросил трубку. Боюсь подойти. Ступор и непонимание, что делать с женщиной в слезах.
‒ Лана, ‒ обнимаю, прижимая к себе.
‒ Не надо, ‒ попытка оттолкнуть. ‒ Всё в порядке.
‒ Не в порядке, ‒ сжимаю ещё крепче, и Вишенка начинает рыдать в голос.
Медленно двигаюсь вместе с ней к дивану, не чувствуя сопротивления, а когда присаживаюсь и указываю Лане на место рядом, она неожиданно забирается ко мне на колени, свернувшись калачиком. Прижимается, уткнувшись лицом в мою грудь и часто всхлипывает. Терпеливо позволяю выпустить первый поток эмоций, лишь поглаживая по волосам.
‒ Я так от него устала… ‒ бормочет между всхлипами, а я понимаю, что Миша является причиной слёз Ланы не впервые.
‒ Расскажешь, как вы остались одни? ‒ решаюсь задать вопрос, который оставался без ответа долгий месяц.
‒ Родители погибли в аварии девять лет назад. Нас отправили в детский дом, в связи с отсутствием родственников. Нет, родня была, тётка в Саранске, но она нас брать отказалась. Через пять месяцев мне исполнилось восемнадцать, и я вернулась в родительскую квартиру. Хотела забрать Мишу, но органы опеки потребовали доказательства, что я способна обеспечить не только себя, но и двенадцатилетнего ребёнка. И вот тут возникла проблема: я только-только закончила школу, не имела профессионального образования и стажа работы, ‒ Лана наконец поднимает заплаканное лицо, вытирая ладошками слёзы. ‒ Не помню, как попала в «Дэсэо», просто шла мимо и решила узнать, не требуется ли горничные или прачки. Меня принял Марк Захарович, выслушал мою историю и дал работу. Я всему училась с нуля. Меня приставили к девочкам-горничным: смотреть, учиться, спрашивать. Я два года работала, как проклятая: брала дополнительные смены, заменяла девочек в случае необходимости, подменяла всех, кто уходил на больничный или отпрашивался. А потом меня повысили, сделав администратором. Я стала получать больше, а когда Марк Захарович написал на меня характеристику и лично присутствовал на слушании по вопросу опеки, Мишу наконец-то мне отдали. Смены были посуточными, но я работала всегда только днём, потому что обязательным условием являлось нахождение с ребёнком в ночное время. Я была на седьмом небе от счастья, когда брат по прошествии двух лет был рядом…
‒ Но радость была недолгой? Верно?
‒ Миша закатывал истерики, рассказывая, как тяжело было в детском доме, и сколько лишений и обид он перенёс. Винил меня во всём, и даже в смерти родителей. Мне достался четырнадцатилетний подросток, и я не знала, что с ним делать… ‒ По щекам Ланы снова сбегают слезинки. Прижимаю свою Вишенку, убаюкивая. ‒ Он был неуправляемым, делал всё, что заблагорассудится, не обращая внимания на мои требования. Каждый день начинался со скандала и заканчивался им же. Тема одна ‒ детский дом. А потом я пошла к директору этого дома, и Маргарита Евгеньевна рассказала, что Миша не такой уж пай-мальчик, каким желает казаться. Все эти два года именно мой брат был организатором всех шалостей и пакостей, собрав вокруг себя приличную компашку таких же неуправляемых, как и он сам. Вот только среди них он был самым хитрым, и в момент, когда их замысел раскрывали, и должно было последовать заслуженное наказание, Миша мастерски переводил стрелки на кого-то из «банды». Он ни разу не понёс наказания ‒ страдали другие. Когда я предъявила ему рассказ директора, он немного поутих, прикусив язык, но ненадолго. Дальше ‒ больше. Связался с плохой компанией: пропускал школу, сбегал по ночам из дома, ввязывался в неприятности. Стабильно пару раз в неделю мне звонили из полиции, столько же из больницы: мелкие кражи, драки, порча чужого имущества, распитие спиртных напитков. Я не могла находиться с ним круглосуточно, нужно было работать, чтобы обеспечивать нас обоих.
Замолкает, закрыв глаза. Не тороплю Лану, ожидая продолжения рассказа. Это не вся история, и отчего-то уверен, что приключения Миши только начинаются, а проблемы Ланы тем более. Вопрос: Миша научился так изворачиваться в детском доме, или же всегда был таким? Ясно одно ‒ последние девять лет он вертит сестрой, как пожелает.
‒ Что было потом?
‒ Мише исполнилось восемнадцать и его забрали в армию. Лис, это был самый спокойный год в моей жизни, ‒ блаженно прикрывает глаза, улыбаясь. ‒ Я наконец-то нашла время на себя: возобновила отношения с друзьями, ходила в кафе, даже в опере успела побывать, представляешь? Марк Захарович назначил меня на должность управляющего, и я наслаждалась своей новым делом. Спокойно приходила с работы, готовила ужин, спала крепко. Этот год пролетел слишком быстро… А потом Миша вернулся. Я надеялась, что он повзрослел, возмужал, стал уравновешенным…
