Пожимает.
– Всё? Ты моя?
– Договор заключён. И будет исполняться до твоей естественной смерти.
* * *
– Держи меня за руку… – перехватывает Мара мои пальцы. – Я стала хуже видеть. Нет, не туда смотри… На людей смотри.
Оглядываю всех по очереди.
– Да. Так.
Из дома выходит Гала с Агнией на руках. Застывает, заметив Мару.
– Le Roi est mort, vive le Reine!
Сестра прижимает нашу дочь, не сводя с Мары глаз.
– Уходите…
– Мара, – не двигается с места Гала, – отпусти Ивана. Пожалуйста.
– Отпущу, – её пальцы на несколько секунд сжимают мою руку крепче. – Чуть позже.
Гала, бросив на меня тревожный взгляд, кивает и садится на заднее сиденье сдавшей назад тачки охранника. Уезжают. Дочь в безопасности.
Игорь ложится на шезлонг, наблюдая за Марой. Она поводит плечами, словно стряхивая с себя напряжение.
– Что застыли? – ухмыляется она бойцам. – Не кусаюсь я.
Отпустив мою руку, встряхивает копной волос, взбивая её, и по-хозяйски оглядывается.
– Труп уберите… Фонит, – проходя мимо дохлой птицы. – Филин, чайку мне сделай. Устала…
– Давай за чаем, – кивает он одному из бойцов.
– Ванечка, – поворачивается она, протягивая мне флаконы с лекарствами. – Проследи, чтобы поставили с физраствором в капельницу. Именно эти.
– А что там? – снижаю голос. Уверен, что мне ответит.
– Там… смесь.
– Чего?
– Лекарств, царевич, – устало. – Телу, когда оно не подчинено духу, иногда нужна точечная химия.
– И всё?
– И транквилизатор.
– Зачем?
Мара молча вздыхает. Убираю два флакона в карман, третий несу внутрь, к дежурному врачу. Бросаю взгляд на Филина. Тот молча кивает мне. Пусть присмотрит за обстановкой.
– Убрали оружие, – отдаёт команду Филин. – Всё равно не поможет.
Врач выкачивает шприцом лекарство и добавляет его в физраствор, который капает в вену Ворона. На его венах несколько портов для игл. Рассматриваю его внимательнее. Ревную? Ревную… Кто же ты, Ворон? Бог? Тёмный бог… Бог чего? Зрачки под веками дрожат. На экране монитора так и скачет кривая его мозговых волн.
За окном темнеет… В груди тревожно колотится. Что я там себе напридумывал? Семью? Дочку воспитывать? Рассматриваю в окно тёмный, демонический силуэт Мары. Мда… Выхожу во двор.
– Давай, Мара, – забирает со столика стакан с вискарём Игорь. – Покажи, на что способна. Что я от тебя сегодня хочу?
– На этот раз не минет, – хищно оскаливается она.
– О, да. Я поумнел. Мои запросы растут.
Допив свой чай, она отдаёт кружку ближайшему бойцу. С оружием остались только два дозорных на крыше сауны. Остальные попрятали. Но все начеку.
Мара присаживается на корточки. Издаёт тихий тонкий свист, прислушивается.
– Выпустите собак. Приведите их.
Собак привезли специально по поводу Мары. Трёх дрессированных убийц. Доберманов. Обученных нападать по команде. Игорь отдаёт распоряжение, и кинолог приводит их из фургона. Собаки ведут себя неадекватно. Кинолог не может справиться. Две щемятся, а третья, чёрная сука, с пеной у рта и с выпученными глазами рвёт из его рук поводок, не взирая на врезающийся в шею парфорс. Сука бесится не просто так. Рвётся она конкретно на Мару.
– Вот эту оставь. К дереву привяжи.
И через пять минут собака кое-как привязана к стволу яблони, где лежала тушка ворона. Мара присаживается перед ней. Собака рвётся, душа себя, лая и рыча в лицо Марене. Между ними сантиметров десять. Сглатываю…
– Ты думаешь, это собака, Игорь?
– Думаю – да.
– Нет. Не совсем. Это ярчук. Ярчук – огромная редкость. Ты можешь эту суку продать за очень большие деньги. Сейчас их воплощено не более десяти.
– И в чем же её ценность?
– Она здесь единственная способна меня развоплотить. И таких, как я – тоже. Если её отпустить, я буду мертва через минуту. Она духовидец. И она способна рвать материальную связь с телом у тёмных сущностей, даже высших. Даже вопреки отведённым срокам. Наглее, чем я. Ярчук рождается в девятом поколении чёрных сук-первенцев. Эта собака здесь не просто так. Она отправлена за мной и Вороном. Помехи пошли… – оглядывается Мара на темнеющее небо. – Когда вы везли этих собак, они были обычные. Но теперь одна из них перекодирована, как и память тех людей, которые везли их сюда. Собака ведь не была чёрной, да? Она была подпалой, как положено доберману. А теперь её окрас изменился… Но если ты спросишь её дрессировщика, он будет помнить, что она была чёрной всегда. Однако если сохранились материальные носители памяти – реальные фотографии, то там пока будет изображена та, старая собака. Но скоро перепишут и их.
Игорь внимательно слушает её. Остальные переглядываются в растерянном недоумении. Я… Я чувствую, что между Игорем и Марой есть какая-то информация, которая недоступна другим. Она и мне недоступна. Но я её ощущаю, как какое-то поле, узнаваемое мной. Как какое-то дежавю. Смотрю на эту чёрную суку и ощущаю её баснословную ценность. Каким-то новым чувством. Собака – практически божество. Словно подтверждая мои ощущения, Мара добавляет:
– Ярчук стоит не один миллион долларов… Если я подскажу тебе покупателя, конечно.
По людям идёт удивлённый шёпот.
– Итак, Игорь. Ты хочешь отпустить её сейчас, продать, или ты хочешь довести до конца то, что задумал?
– Деньги – это хорошо. Моя безопасность – ещё лучше. Но власть… Власть над такими, как ты, вне конкуренции, Мара. Она обеспечит мне и первое, и второе.
– Как скажешь. Умываю руки… – негромко бормочет Мара, разглядывая исходящую на пену суку, уже не способную лаять от ярости и только рычащую. – Я домтой в чужих руках. Моего намерения здесь нет.
В её руке появляется кинжал. Не тот, который она показывала Игорю. Другой. Длинный тонкий стилет. Я чувствую его… Чувствую, словно он не сталь, а что-то другое. Словно у него есть внимание, которое он способен обратить на меня.
Рывок!! В сторону собаки. Практически неуловимый глазу. И всё словно идёт волнами. Как будто на секунду закружилась голова. Срываюсь с места в сторону Мары, но уже поздно! Обняв за шею, Мара бережно укладывает мёртвую собаку на землю. Вытаскивает стилет из-за уха, вытирает о чёрную шерсть.
– Верёвку и таз.
Все переглядываются в шоке.
Через пару минут собака с перерезанным горлом висит на яблоне над тазом. Кровь стекает, пачкая каплями белые края стальной медицинской чаши.
– Зачем тебе кровь?
