Так и любовался сидя на полу до тех пор, пока не заснул, подпирая плечом кровать. Как верный пес.
Проваливаясь сон, Захар окончательно смирился со своим выбором. Он хочет любить и быть любимым этой женщиной. До конца. Чего бы ему это ни стоило.
Пути назад не будет ни для кого из них.
Саша перевернулась в постели, рука свесилась с края и Захар, подчиняясь странному желанию, коснулся её губами. Осторожно. Невесомо. Сонно.
После чего окончательно отключился.
А утро его началось с резкой боли в стратегически важном месте и громкого:
— Ай!
— С добрым утром, Саша, — сдавленно прохрипел в ответ.
Глава 11
Александра
Послушная девочка Саша сидела на кухне и наблюдала за тем, как Захар готовит. Уверенные спокойные движения, словно он на этой кухне полжизни провел, а не второй раз заглянул по случайности.
Она хотела все сделать сама, пусть ее сил и поварского таланта хватило бы максимум на бутерброды с колбасой. Но мужчина как-то незаметно взял все в свои руки и теперь колдовал у плиты, что-то нарезал. Саша спохватилась, когда почувствовала аромат яблок. Их в доме вообще-то не было.
— Стой, а откуда это всё? — встала со стула и, чуть пошатываясь от слабости, подошла к мужчине.
— Доставка из ближайшего магазина. Пока ты переодевалась и принимала душ, они все привезли.
— Эм, — она не знала, что сказать.
Магазин за углом, действительно, был. Большой, с хорошими продуктами и...дорогой, как черт знает что. Своя служба доставки у них тоже была, быстрая и крутая, в Креспо-фарм там заказывали продукты к приезду больших директоров.
Но если все привезли за полчаса, пока она приводила себя и свою комнату в порядок — это уже экспресс-доставка. Вот только услуга эта открыта только для держателей платиновой карты и стоит космических денег.
Всё сложилось в голове Саши в один короткий вопрос:
— Захар, а ты точно педиатр?
— Совершенно точно, — заверил ее мужчина и выключил плиту, оставив овсянку немного “дойти”. Замер на мгновение, будто прочитав ее мысли, и тут же добавил. — У меня друг работает там курьером. Завез по-братски.
— Хорошие у тебя друзья.
— Не жалуюсь. Кстати, а где Стейш? — мужчина глянул на часы. Время подходило к девяти. — Решила не звать ее к восьми? Сама справишься? Если что, сегодня выходной, и я никуда не спешу. Правда, есть опасения, если задержусь меня снова чем-нибудь измажут. Не хотелось бы.
Саша улыбнулась шутке, но тут же обеспокоенно отошла к телефону и написала сообщение Стейш. Та ответила посреди ночи, обещала приехать к восьми и провести какую-то одной ей известную воспитательную беседу.
Но вот почти девять, а от подруги ни ответа, ни привета. И сообщения не читает.
— Странно. Стейш никогда не опаздывает, — ответила задумчиво и все-таки набрала номер подруги.
Ответом были семь гудков тишины. Неужели что-то случилось?
Саша не знала куда бежать: с Катей обсудить вчерашнее, звонить Музе и призывать ее поехать к Стейш или жестко поговорить с Кавериным по поводу разговора об интернате. Ведь есть вероятность, что дочь не врет. И если это так — никакой свадьбы не будет.
Она кусала губы под голубым взглядом Захара, проваливаясь в смущение. Что это за мужчина? Такие вообще бывают? Он видел ее всего несколько раз, но всегда протягивал руку помощи. Можно подумать, что это просто добрый парень, хороший человек и последний выживший в мире настоящий мужчина. Но зачем спать на полу около постели малознакомой женщины? Инстинкт доктора взыграл или…
В воспоминаниях снова всплыла картина из вчерашнего вечера, граничащая с болезненным бредом.
Смущенно почесала пылающую шею и тут же услышала командное:
— Не чешись!
Тут же убрала руку от шеи и поморщилась. Эти чертовы пятнышки начали чесаться. Ужасно чесаться. И какого леща она слушается Захара как заколдованная кобра факира?
— Не командуй, — огрызнулась скорее по привычке.
— Расчешешь — тебе же хуже. Пятна останутся. Будешь искать свадебное платье с закрытой наглухо шеей, — заметил мужчина и поставил перед ней тарелку с ароматной кашей.
Наклонилась чуть ниже и вдохнула глубоко-глубоко. Пахло медом, яблоками и немного корицей. Сильные запахи, но тошнота все не появлялась. Осторожно взяла ложку и чуть-чуть попробовала. В меру вязкая, она таяла во рту, оставляя после себя приятное послевкусие.
— Съедобно? — уточнил Захар, занимаясь еще двумя порциями.
— Очень вкусно. Только на Катю можешь не готовить, она ненавидит кашу.
— Мое дело предложить, — пожал плечами мужчина и открыл коробку со свежими ягодами.
“Что он там еще накупил?!” — обалдела Саша, с опаской поглядывая на холодильник. Это решительно никуда не годится. Он что в магазине оставил половину своей зарплаты?
— Захар, одна просьба. Напиши потом, сколько я тебе должна за продукты.
Пластиковая коробочка с громким треском сломалась пополам.
— Глупости не говори, — он поднял несколько ягод с пола и вернул обратно.
— Это не глупости. Я знаю сколько там стоят продукты, особенно фрукты, ягоды и я боюсь представить, что еще найду в своем холодильнике.
— И что? — он резко обернулся и глянул так пронзительно, что Сашу пригвоздило к стулу, а губы вдруг перестали двигаться. — Давай договоримся. Я взрослый мальчик, который сам зарабатывает деньги и может сам решать на кого и в каких количествах их тратить. Если я сказал, что ничего возвращать не нужно, значит, не нужно. Договорились? Не хочу когда-либо еще возвращаться к этому вопросу.
— Когда-либо еще? — под тяжелым точно гранитная плита взглядом Саша с трудом заставила губы вновь шевелиться.
— Это просто так, на всякий случай, — отмахнулся Захар и улыбнулся. Тяжелая атмосфера развеялась за одно мгновение. С улыбчивым доктором вновь стало легко и тепло.
В этот момент зевающая Катюша и вошла на кухню.
— Всем доброе утро. А чем пахнет?
— Овсянка по особому рецепту, — заявил Захар.
Катя замерла, так и не дойдя до стула. Перевела взгляд с её тарелки на Захара и обратно. Признаться, Саша ждала реакции дочери. Слишком уж уверенно чувствовал себя этот мужчина в их доме, где-то внутри сидела та стерва, которая очень хотела его немного осадить. Обычно с этим прекрасно справлялась Катюша.
Ожидая, когда будет дан залп боевого домашнего орудия, Саша съела еще ложку каши и чуть не подавилась, когда услышала:
— Овсянка? Накладывай! — какое-то слишком бодрое.
Покосилась на дочь, перед которой Захар тоже поставил тарелку. Это была не каша, это было произведение искусства. Если бы овсянку снимали в глянце — это была бы на первой полосе Vogue. Три вида ягод были разложены причудливой шапкой, а всю эту конструкцию мужчина посыпал ореховой стружкой и еще чем-то разноцветным.
