В свою избранность Еремеев не верил, считая все происходящее с ним нагрузкой к подаренной второй жизни, которую некоторые негодяи постоянно стремились отобрать. И все же мир везде не без добрых людей, на которых ему просто везло.
Они еще несколько минут поговорили о святых старцах. Пристально взглянув на боярина, Серафим спросил:
– Вижу, что-то гнетет тебя, сын мой. Поведай, легче станет.
– Вчера у меня был очень тяжелый день, батюшка. Если в двух словах, то местные гномы, а точнее – один из них, задумал меня уничтожить, да еще таким способом, что и говорить противно. Вот теперь и думаю: то ли ответить им тем же, то ли сделать вид, словно ничего не было. Ежели стану мстить, это неотвратимо приведет к войне с пришлыми, если оставлю злодейство безнаказанным, они почувствуют вседозволенность и наверняка предпримут новую попытку либо избавиться от меня, либо подчинить себе.
– Всепрощение – удел Господа, – ответил отец Серафим. – Но сие не значит, что каждую душу, отягощенную грехами, ждет Царствие Небесное. А потому грешник еще при жизни должен стать на путь покаяния. Либо сам, либо с чьей-то помощью. И чем раньше это произойдет, тем легче будет несчастному идти по сему пути тернистому.
– Сложно гнома, которому абсолютно чужд наш мир, направить на путь праведника. Особенно для того, кто и сам святостью не отличается. – Александр улыбнулся одними глазами.
На дерево, под которым происходила беседа, прилетел дятел и сразу принялся долбить. От стука остальные пернатые резко вспорхнули с веток, разлетаясь по сторонам.
– Свыше не посылают тех задач, кои нам не по силам, но сие не значит, что решать их будет легко, – взглянув вверх, продолжил разговор батюшка.
– Выходит, я должен перевоспитать Тагура? Вряд ли такое возможно!
– Лучший учитель и воспитатель – сама жизнь. Именно она волей Господа преподает нам уроки и может чье-то зло обратить против него же. Сие и есть самое действенное средство измениться к лучшему.
«Надо же, его наставления, похоже, подталкивают меня к уже принятому решению, – по-своему понял слова собеседника Еремеев. – Злобного метаморфа надо столкнуть с не менее злобным Тагуром. Глядишь – минус на минус и обернется плюсом, один раз ведь получилось. Осталось лишь организовать, чтобы неправедные пути этих двоих пересеклись, а там… Время покажет».
– Спасибо, отец Серафим, ваши советы бесценны.
– Главное, чтобы они не стали бесполезными. Полагаю, ты и сам понимаешь – война с гномами никому не выгодна, – перешел Серафим на обычный язык. – У нас слишком многое завязано на чужаков, и ежели они перекроют свои денежные потоки, начнется смута.
– Гномы давно жаждут поставить своего человека у власти, это я еще по Тадеушу хорошо помню!
– Ты прав, Данила. И ведь им тогда почти удалось. Однако большой вопрос – чем бы их удача позже обернулась? Тадеуш сам хотел прибрать Смоленск к рукам, да еще и гномов себе подчинить. Нынче те стали осторожнее, у них собственных проблем немало.
– Ну да, пореченские не ладят со смоленскими.
– Вот видишь, ты и сам знаешь. А потому действуй, как подсказывает сердце, но лишь опосля того, как подсказку одобрит разум.
На том они и расстались. После разговора Еремеев окончательно не определился, как лучше повести себя с гномами. Не вызывало сомнения только одно: идти на открытую конфронтацию не стоит, как говорится, худой мир лучше доброй ссоры.
– Порученец, тебя где носило? – донесся голос лешего, когда Александр расстался с отцом Серафимом.
«Ну вот, и этот пожаловал, когда надобность в его услугах миновала, – подумал Еремеев. – Хотя в подвал он бы вряд ли сумел проникнуть…»
– Да как тебе сказать, – ответил он, глядя на разместившуюся на плече красноголовую птичку, – пытался спасти свою шкуру от неминуемой смерти. Вроде удалось. И почти без сторонней помощи.
– Кто бы сомневался, ты же у меня сноровистый.
– Ладно, чего хотел? Опять беда приключилась?
– Раз ты жив и здоров, то все хорошо, а то мы с прелестницей тревожиться начали.
– Благодарствую за заботу. Ежели у тебя все, тогда пока. Мне еще кучу дел в Смоленске надобно закончить.
– Мешать не буду, но пригляд оставлю.
Дятел вспорхнул с плеча и оседлал ветку ближайшего дерева.
«А не зайти ли на рынок? – подумал Александр, шагая по одной из центральных улиц Смоленска. – Если предположить, что невезуха закончилась, может, и Зоран уже вернулся?»
Владелец лавки снадобий действительно оказался на месте. Однако приказчик, стоявший за прилавком, не советовал к нему заходить.
– Хозяин не в духе. Лучше его не тревожить, – предупредил он.
– Мне очень надо, а другое время вряд ли скоро найду. Скажи, что пришел боярин Данила, нужно переговорить.
Приказчик пожал плечами и удалился, но не прошло и десяти секунд, как к Еремееву выскочил лохматый старик.
– Данила, ты? Видать, сам Бог тебя сюда прислал. Умоляю, помоги! Все, что хочешь, отдам, сам на любое дело подпишусь, токмо спаси внучку. Не должна она за мои грехи ответ держать! – Он бухнулся в ноги боярину.
– Эй, ты чего? Что случилось-то? – Александр помог старику подняться.
Вместе они направились в тесную каморку за прилавком.
– Внучка моя, Меланья, восемь годков летом стукнуло, к Днепру с подругами пошла. И не куда-нибудь, а в саму русалочью заводь! Да еще угораздило ее камешки бросать там, где речные девки под водой резвятся. Вот она одной из хвостатых и угодила в глаз, та кинулась водяному жалиться, а он – возьми и забери мою девоньку.
– Утопил?
– Сказывал, что жива, но выкуп за нее требует. Первенца моей младшей дочери, которому еще и года нет.
– С чего это он озверел? Подумаешь, ребенок камешек не туда бросил. – Александр с водяными ни разу не сталкивался, однако не помнил, чтобы здешняя нечисть по таким мелочам к людям цеплялась.
– Мстит он мне, Данила, за то, что собирал в заводях огоньки водные, блуднички.
– Это что еще за штуки такие?
– Мелкие духи воды. Они входят в состав снадобья, которое человеку утонуть не позволяет.
– А я-то чем твоей беде помочь могу?
– Молва идет, что ты водишь дружбу с лешим да кикиморой. Это правда?
– Вроде не ссорились, – уклончиво ответил Еремеев.
– Пойдем со мной, боярин. Дорога каждая минута, – умолял Зоран.
Боярин, глядя на едва не плачущего старика, отказать ему не мог, хотя мысленно досадовал:
«Еще один злодей на мою голову, которого тоже нужно перевоспитывать, дабы он детей малых не обижал? Мало того что девчонку выкрал, так еще и пацаненка мелкого за нее требует. Может, утопить нечисть в собственной речке? Раз так двадцать подряд. Глядишь – и появятся прояснения в мозгу, начнет разбираться, что такое хорошо, а что такое плохо».
