– Предатель! – прошептала она одними губами.
– Ошибаешься, Зарина. Я предан царю и действую токмо в его интересах! А в нашей работе иногда приходится совершать и неблаговидные поступки. Такова жизнь.
Он резко поднялся и вышел из комнаты.
Бывший слуга Деяна со шрамом на лице нашел пристанище неподалеку от Москвы в лесной сторожке. Он рассудил, что в бега ему подаваться рановато, ведь ловят как раз тех, кто бежит. Опытный головорез посчитал: сначала стоит пожить в глуши подальше от глаза людского. Выждать, когда все страсти по его бывшему хозяину стихнут, а уж затем отправляться подальше от столицы. Для такого случая у него была подготовлена сторожка в лесной глуши с запасами для долгого проживания. Соли, муки, вяленого мяса и круп тут было на пару месяцев, а имея силки, капканы и рыболовные сети, обитатель небольшой избушки мог целый год не выходить к людям. Главное, чтобы те сами случайно не забрели. Он старался оставлять меньше следов и среди деревьев ходил с опаской.
Дни без суеты, постоянных стычек, погонь и поисков начинали ему нравиться. То ли годы давали о себе знать, то ли бурная жизнь по чужой указке настолько надоела, что шелест листвы, пение птиц и жужжание насекомых казались верхом блаженства. Он каждое утро сознавал, что никому и ничего не должен. Захотел – пошел на рыбалку, есть желание – отправился за ягодами, да мало ли занятий. Опять же, можно и просто ничего не делать.
Сегодня слуга Деяна встал поздно. Он покидал избушку только по нужде да за водой к речному ручью и довольно часто поглядывал в окно – в ту сторону, откуда имелся единственный относительно доступный подход к избушке.
Закончив с обедом, снова сходил к ручью вымыть котелок, а когда вернулся, буквально остолбенел: в комнате его ждала гостья.
– Здравствуй, Вятко. Заходи, не стой стоймя на пороге, – произнесла пожилая женщина.
Своего настоящего имени специалист по грязным делам не называл никогда и никому. Так звала его только мама в далеком детстве, и вдруг…
Он вошел в комнату и поначалу не мог сообразить, как поступить в столь нелепой ситуации. Приходит старуха, разыскав его в глухомани, знает давно забытое имя…
– Мы встречались? – спросил Вятко.
– Не довелось ранее. Однако время пришло, и вот я здесь.
– Какое время?
– Пора тебе, Вятко, на добрые дела свои силы направить, дабы душу очистить, тяжкими злодеяниями запятнанную.
– С добрыми делами – это явно не ко мне, бабка.
– Меня зовут Марфа, – представилась она. – И, поверь, я лучше ведаю, о чем говорю. Ты помнишь, как козленка из пасти волка вырвал? Сколько тебе годков тогда стукнуло, семь?
– Откуда ты…
Мысли перепутались. Вятко судорожно пытался понять, как эта незнакомка могла узнать о его прошлом. Ведь он мальцом действительно бросился на зубастого хищника. Сам серьезно пострадал, но любимца сберег.
– Все мы – открытая книга перед Господом, но не всем дано ее читать, Вятко.
Матерый головорез, за плечами которого значилось много убийств, сейчас растерялся. В собеседнице ощущалась необычайная мощь. И совсем не та, что навевала страх, скорее она убеждала в правоте каждого слова, произнесенного ведуньей. Пытаясь потянуть время, чтобы собраться с мыслями, он спросил:
– Что я должен сделать, Марфа?
– Спасти ту, которая не так давно подарила шанс уйти со скользкой дорожки, даже несмотря на твои помыслы ее сгубить.
Мужчина сразу понял, о ком речь.
– И сколько это будет стоить? – Наемник решил подойти к проблеме по-деловому.
– Не требуй денег за богоугодные дела, Вятко. Есть ценности знамо дороже золота. И сие деяние – из таковых.
– Для других – может быть, но… – попытался возразить он.
– А разве ты не отказался взять монеты у родителей девчушки, которую из петли вытащил, оградив ее душу от греха великого?
В арсенале Вятко добрых дел было… пальцев одной руки хватало, чтобы сосчитать. И обо всех эта старуха знала. Когда она заставляла вспоминать о прошлом, мужчина испытывал нечто давно забытое, что отзывалось теплом в груди и жжением в глазах.
– Где искать ту, кому нужна моя помощь? – мрачно пробурчал он.
– Неподалеку. Ты должен пойти туда без оружия. Надо помочь женщине выбраться из кареты и влить ей в рот содержимое сего флакона. – Марфа поставила на стол небольшой пузырек.
– Когда выходить?
– Сейчас будет в самый раз. Идем.
Вятко шел за ведуньей минут пять, внимательно ее слушая. Бабка подробно рассказала, как добраться до места, что именно требуется сделать, и особо подчеркнула важность последовательности каждого шага.
Там, где тропинка делала развилку, она остановилась:
– Тебе налево. Выйдешь на лесную дорогу возле поваленного дуба, мимо него не пройдешь. Там притаись малость и жди, когда подъедет карета. Что делать дальше, ты знаешь.
Он кивнул в подтверждение, и этого мгновения было достаточно, чтобы потерять Марфу из виду.
«И куда она подевалась? Токмо здесь стояла. Испарилась, как привидение? Может, и не было ее вовсе? – Мужчина почесал бороду и потер шрам. – Вот сейчас возьму да и поверну назад!»
Вятко посмотрел по сторонам, однако таинственной Марфы и след простыл. Постояв с минуту, он все-таки двинулся по указанному пути. После короткой встречи с ведуньей к нему откуда-то свыше пришло четкое понимание, что сейчас это для него единственно верный путь.
Зарину усадили в карету, привязав ремнем к сиденью, закрыли дверцы с зашторенными окнами и оставили в салоне одну. Вскоре пленница почувствовала, что едет.
«Никогда не прощу Далемира, – подумала боярыня. – Так обойтись со мной! А еще наставником себя называл. Чем он меня уколол? Сколько времени работала на Тайный приказ, а про снадобье, способное лишить сил, ни разу не слышала. Зато сейчас испытала его на себе. Вон, даже руку поднять не могу. Сволочь, Черкасский!»
Она понятия не имела, куда ее везут. Даже направления не смогла оценить, поскольку темные шторы не позволяли пленнице ничего видеть.
«Дорога явно грунтовая, что немудрено – меня же обещали отвезти в глушь, – размышляла Зарина, оценивая тряску. – Даже не представляю, что будет в Москве, когда туда примчится Данила. Не знаю, как до Пожарского, но до Черкасского точно доберется. Лишь бы дров не наломал».
Пленница волновалась, зная возможности обоих. Если оценивать их в поединке один на один, то победил бы ее супруг, но за плечами Черкасского огромная служба.
«Неужели меня так и будут все время держать под действием этого поганого снадобья? Это ведь не жизнь – ощущаешь себя полудохлой. Я точно прибью бывшего начальника с его неуемной заботой о благе Московии и безопасности Пожарского. Конечно, я люблю дядю, но превращаться в незнамо что…»
