– Это с чего вдруг чужаки на порученца лешака взъелись? – перебила смоленская кикимора.
– Так он же их чародея сгубил, как не осерчать, кхе-кхе…
Сама того не желая, злыдня сразу подняла авторитет человека среди собравшихся. Еще две подняли руки, снимая обвинения.
– А тебе жалко шишколобых? Так сей Данила их с десяток упокоил, эка невидаль, – как бы мимоходом обронила обвиняемая.
– С твоих слов, кхе-кхе, сей человек уж шибко пригож. Как бы он место лешего не занял…
– Не след свои грехи на мой счет записывать, злыдня. Или не ты к Даниле клинья подбивала, лесной ведьмой обратившись? – Смоленская знала, чем ответить.
– В болото я его заманить хотела, дабы он голову тебе не морочил.
– В мое болото, – уточнила обвиняемая.
– Ради сестры, кхе-кхе, я была готова на столь мелкое нарушение правил.
– Так вон в чем дело! – протяжно вымолвила обвиняемая. – Изничтожить лешего, утопить его порученца – тех, кто меня из больших бед выручали, – и все ради меня? А ведь сама ты ни разу пальцем не пошевелила, чтобы помочь. Все наоборот – норовила часть моих угодий оттяпать.
– Я их, кхе-кхе, честно в карты выиграла. Опять же, потом они снова твоими стали.
– И опосля сего ты сразу обо мне «заботу» проявлять задумала. Как мыслишь, в сие хоть кто-то из нас уверовал?
Никто не собирался поддерживать злыдню.
– А шипастые лианы в мое болото тоже из сестринской любви подкинула? – Обвиняемая и обвинительница явно поменялись местами.
– Кхе-кхе, какие еще лианы? Ничего про то не ведаю! – изобразила удивление злыдня.
– Те самые, что все болота убить способны – и мое, и соседние.
– Раз ты здесь, кхе-кхе, то никаких лиан нет и не было. Или ты болотце родимое снова на лешего с порученцем оставила? Дескать, и без тебя справятся, – полным яда голосом прошипела злыдня.
– Уже.
– Что уже? – не сообразила сестрица.
– Справились мы с твоими колючками. Правда, подсобить мне пришлось лешаку с порученцем, но болотце мое родимое уберегли. Ужель бы мы не одолели творения друида поганого, коли самого его смогли изничтожить?
О друиде, хваставшемся своим седьмым друидским поколением, кикиморы слыхали, как и о том, что опасный волшебник пропал на смоленских землях.
– А друида, случаем, не Данила со свету свел? – не удержалась самая младшая из собравшихся.
– Закрой пасть! – рявкнула на нее злыдня. – Я обвинения не закончила!
– Друида мы с лешим заманили к порученцу, а тому оставалось лишь прихлопнуть сумасшедшего старикашку.
– Кхе-кхе, прямо не человек, а монстр непобедимый! Как такого еще земля носит?
– А я гляжу на тебя и думаю: ведь чудище поганое – не сей человек, а кто-то другой, пытавшийся руками шишколобого изничтожить лешака, мое болото иссушить, опорочить имя сестры среди честных подруг…
– Подруг, кхе-кхе? – Злыдня скривилась в усмешке. – А что же ты скрыла от них один островок чудесный на своем болоте? Сама сокровищем завладела неслыханным и ни словом о нем не обмолвилась.
– Какой еще островок? У меня их много.
– А тот, милая сестрица, где источник находится, кхе-кхе.
Среди кикимор тут же поднялся гомон.
– А они что, до сих пор не знают? – изобразила удивление смоленская кикимора.
– Ты ничего нам не говорила! – возмутилась пятая обвинительница.
– Так это злыдня давным-давно должна была рассказать. Она прежде меня много лет владела тем островком. Ужели утаила?
Кикиморы перевели взгляды на злыдню.
– Кхе-кхе, да об чем там было сказывать? Источник спал.
– А теперь? – Старшая кикимора спросила почти шепотом.
– Проснулся, кхе-кхе, а она – никому.
– Так и времени всего ничего прошло, как я вернула свои угодья.
– Источник – это достояние ковена! – тут же подала голос старшая кикимора. – Еще неизвестно, кого из нас он за хозяйку примет.
– Моя правдолюбивая сестрица не все рассказала, уважаемые. Хозяин источника тот, кто его разбудил.
– Кхе-кхе, так ведь разбудил его Данила, – язвительно ввернула злыдня.
– Зато я сумела охмурить человечка, чтобы он мне его отдал. Так что теперича я являюсь владычицей источника по сервитуту, о чем могу поклясться своими угодьями.
– По серв… чему? – переспросила толстушка.
– Сие на языке древних магов, – тут же придумала объяснение смоленская кикимора.
– А по-нашему как будет?
– Тут усе просто. Источник признает лишь меня, а кто другой на остров сунется, сразу смерти предан будет.
– Нехорошо ты поступила, подруга. – Старшая из кикимор покачала головой.
– Сама знаю, – опять тяжко вздохнула смоленская. – Токма другого пути мне сестрица не оставила, так возжелала захватить источник на моих землях. Так и получилось: или я, или она.
– Подруги, сдается мне, не ту мы на судилище вызвали. – Дылда закатала рукава.
– Еще не поздно все исправить, – поддержала ее толстуха.
Остальные также сверлили глазами инициировавшую обвинения.
– Кхе-кхе… – подала голос злыдня. – Я готова войти в круг, ежели в том нужда имеется.
Ее тут же окружили.
Последние пять минут смоленская кикимора не спускала глаз с сестры и заметила перемены в ее поведении – злыдня стала дерганой, засунула руку в свою котомку и держала там.
– Ты, никак, хочешь удивить нас? – спросила недавняя обвиняемая.
– Кхе-кхе… Я тут малость покумекала, подруги, и полагаю, недостойна моя сестрица того, чтобы владеть источником. А раз она завладела сокровищем единолично, то виновна трижды перед всем ковеном. Не желаете ее исключать, кхе-кхе, тогда ничего более не остается. – Злыдня рывком вытащила полупрозрачный кристалл и, подняв его над головой, пробормотала заклятие.
Кристалл являлся тюрьмой для некогда уничтоженного друидом болота. Туда обезумевший волшебник поместил всю нечисть иссушенных на его землях топей. Камень вытягивал из живых существ их жизненные силы, а стоило произнести соответствующее заклятие, и зачарованный кристалл затягивал внутрь оказавшуюся поблизости нечисть. Когда кикиморы решили судить злыдню вместо сестры, она пошла на очень рискованный шаг – ведь артефакт вместе с другими мог затянуть внутрь и запустившую его старуху.
Шесть светло-зеленых лучей устремились к болотным бабкам, моментально поглотив всех, кроме ненавистной сестры – зеленый луч не смог ее даже коснуться.
– Да что с тобой не так, мокруха гнилая?! Когда же ты наконец сдохнешь?!
