— Ваш человек оказал нам исключительную услугу, — сказал он Беллоку. — Но это вы придумали сюжет. Благодаря вашим талантам, Джеффри. Мы должны подумать, куда вас направить дальше.
Удовольствие Джеффа было отчетливым, как оттиск печати. Сесил признавал существование таких людей, как этот великан — они тратили столь много времени на притворство и заговоры, что, когда возвращались домой, остро это чувствовали, а потому их лица расслаблялись и становились совершенно искренними.
— Я сказал доктору, что мы найдем способ отправить его обратно в Константинополь с почетом. Я написал нашему человеку Лелло в Турцию.
— Он хочет вернуться к туркам? Значит, так и не обратился по-настоящему? Хм-м. Но, да, мы можем это сделать. Письмо ее величества султану, чтобы сопроводить его домой. Я прослежу за этим.
На севере испанский посол и папский легат написали свои собственные зашифрованные депеши из Эдинбурга: «Бог позволил мне быть свидетелем определенных событий, — писал каждый своему хозяину, не подозревая, что его подбор слов почти тожественен подбору товарища-католика. — Любой подумал бы, что обречен. Король и был обречен. Он молился об отпущении грехов вместе со священником своей жены. Он совершил последний обряд». Оба писали на латыни, но разными шифрами. «Королева Анна оказала свое влияние, как мы давно надеялись. Его преданность Матери-Церкви наконец-то подтвердилась. Еретики, убившие его благословенную мать, только укрепили истинную веру Якова. Он играет с ними, пока не воцарится над протестантами. Еретики обнаружат его своим королем прежде, чем поймут, кто он на самом деле».
В ста тридцати милях к юго-западу доктор Тэтчер услышал историю своих собственных приключений от барона Морсби, который каким-то образом тоже узнал новости, но в его версии Тэтчера нигде не было видно: «Мне сказали, что в Эдинбурге произошло чудо. Вы знали об этом, или все случилось после того, как вы ушли? Помазанник Божий, Яков, заболел чумой. Но Бог пощадил жизнь короля, когда любой другой человек на его месте погиб бы. Молитвы верующих были услышаны, Яков — тому живое свидетельство». Семейная часовня Морсби озарилась светом свечей и отраженным блеском серебряных кадил и распятия. Семейный священник в тот вечер облачился во все великолепие, на которое были способны старые одежды, и говорил на латыни чуть громче, а не привычным шепотом более сдержанных дней. Достаточно скоро Яков вернет Англии Бога и здравый смысл.
— Какую работу вы проделали, Джеффри, — восхитился Сесил. — Просто чудесно. Мы снова можем дышать полной грудью. Но теперь надо скрупулезно изучить ваши разведданные. Этого недостаточно, чтобы мы могли почивать на лаврах. Теперь наша священная задача — позаботиться о безопасности Якова, чтобы у него не было проблем с прибытием сюда, когда наступит день. Ясность — наш друг здесь, в этом кабинете, при дворе и в мыслях Якова на севере. Но в масштабе целого мира слишком большая ясность может навредить нам и ему. Провоцируйте наших врагов. Когда он отправится на юг, хотелось бы пожелать, чтобы мы могли наколдовать немного тумана, а тот двинулся в путь вместе с ним. Пока он благополучно не прибудет сюда. Наш враг сейчас — это слишком большая ясность. Не хотите ли немного вина? Мы должны надеяться на то, что он преодолеет эти мили, когда наступит день (Боже, храни королеву), и все будут ему аплодировать, и позволят спокойно продолжать, с мыслями, что их тайные желания сбудутся. Поэтому мы будем поощрять секретные мечты каждого. Пусть все на что-нибудь надеются. Окутаем нашего друга максимально плотным туманом.
2
Беллок стоял в «яме», очарованный актерской игрой и небом.
Неудивительно, что распорядитель празднеств выдал лицензию на эту пьесу. В конце концов, действие происходило в безобидной древней Иллирии. Учитывая требования, предъявляемые к Бену Тейлору — выучить одну пьесу утром, сыграть роль в другой днем, а вечер провести по уши в выпивке и мальчиках, — казалось чудом, что он вообще справился, пусть прошло несколько месяцев с тех пор, как они с Джеффом выпили у реки и разродились сюжетом.
Герцог Иллирии лежит в своем саду, откинувшись на спинку кресла, обитого леопардовой шкурой. Золотой кубок выпадает из его пальцев. Герой дремлет, ему снится дочь дожа, которую он хотел бы выкрасть из Венеции под покровом ночи. Он вздрагивает и просыпается. Перед ним стоит Мавр и заявляет испуганному герцогу:
В твое вино добавил я столь сильный яд,
Что в бренном мире ты не проживешь и часа!
Тебя ждут дрожь и хлад, конвульсий череда,
Нутро язычника извергнет крови водопады
И жгучей желчи, в коей захлебнется и змея…
Мавр держит вне досягаемости кашляющего страдальца пузырек с прозрачным, безупречным противоядием. Если иллирийский герцог правдиво ответит на один-единственный вопрос, он выпьет остужающее зелье, и в мгновение ока яд, который прямо сейчас терзает его внутренности… герцог хватается за живот, падает на спину, он встал бы, но не может…
История запечатлена будущим, и поэтому ее начало искажено. Конечно, нет другого способа написать ее, но она всегда сияет от противоестественной ясности, исключающей все возможности, которые не воплотились в жизнь. Настоящее же не кажется звеном в цепи, ведущей к конечному внятному историческому событию, и непрожитые варианты будущего бесконечно превосходят по численности ту статистически невероятную реальность, что имела место быть.
Яков VI Шотландский стал Яковом I Английским после смерти королевы Елизаветы в 1603 году. Он отправился на юг — из Эдинбурга в Лондон — по суше, собирая свидетельства верности английской знати (как протестантов, так и тайных католиков), по маршруту, тщательно спланированному совместно со своим ранним, непоколебимым и хорошо вознагражденным союзником Робертом Сесилом, последним государственным секретарем старой королевы, первым государственным секретарем нового короля; ее мистером Сесилом, его графом Солсбери; ее «пигмеем», его «маленьким биглем». Сесил выполнил свой долг перед королевой так, как считал нужным, одного за другим устранил всех конкурентов Якова на престол, тайно переписывался с ним, чтобы заверить его в будущем, никогда не обсуждая это будущее с Елизаветой, одновременно убеждая всех влиятельных людей — соплеменников и чужеземцев, — что Яков станет именно тем королем, которого они хотели, и неважно, каким конкретно. Протестантом, католиком, терпимым, нетерпимым? Да.
Сесил сделал ставку на определенный исход рано и тайно; было бы чрезвычайно благоразумным так не поступать. А затем он защитил свои опасные инвестиции; было бы крайне безрассудно поступить иначе.
До самого конца и Елизавета, и папа римский считали Якова единоверцем и надежным союзником. Его процессия покатилась на юг, и все католические властители, наблюдавшие за происходящим с Континента, сопротивлялись желанию вмешаться и силой посадить на трон в Лондоне такого же человека, как они сами, надеясь, что Яков на самом деле католик. Все более торжествуя с каждой милей, Яков встречался с каждым графством, каждым лордом, каждым городом, и он побеждал их, с некоторыми по-прежнему оставаясь нечестным, но он получал их клятвы, их людей, их доспехи, их лошадей. К тому времени, когда он прибыл в Лондон на свою коронацию, он мог бы снять маску и оказаться папой римским — все равно было бы слишком поздно.
