— И только поэтому вы знаете, что письмо написано почерком Розы Килинг?
— Нет, не только. Я обсуждал вопрос с самой Розой Килинг. Она мне сказала, что написала это письмо.
— Вы можете проводить перекрестный допрос, — обратился Гановер к Перри Мейсону.
— Когда она вам сообщила, что написала это письмо? — спросил адвокат.
— Семнадцатого.
— В тот день, когда ее убили?
— Да, сэр.
— А где происходил разговор?
— В ее квартире, в гостиной.
— В какое время?
— Около восьми утра.
— А как вы оказались там в этот час?
— Она позвонила мне и попросила зайти.
— И, когда вы пришли к ней, вы разговаривали?
— Да.
— Что она сообщила вам во время этого разговора?
— Ваша честь, — Гановер не дал Эндикотту ответить на вопрос. — Защита уходит в сторону. Я задавал свидетелю только вопросы, касающиеся письма. А адвокат защиты теперь пытается выяснить все темы, которые они обсуждали. Ваша честь, я протестую на основании того, что перекрестный допрос ведется не должным образом.
— Я считаю, Ваша честь, — заявил в ответ Мейсон, — что основным правилом представления доказательств является следующее: если при первоначальном допросе свидетеля выставившей стороной задаются вопросы по части имевшего место разговора, то при перекрестном допросе противная сторона имеет право задавать вопросы обо всем разговоре.
— Я не спрашивал об этом разговоре, — возразил Гановер.
Мейсон улыбнулся и ответил:
— Вы спросили мистера Эндикотта, откуда он знает, что это ее почерк, и свидетель сказал, что знаком с ее почерком, и, более того, она подтвердила, что это ее почерк. Затем я спросил его о разговоре, и выяснилось, что подтверждение было сделано у нее в квартире. Теперь я спрашиваю обо всем разговоре.
— Протест отклоняется, — объявил судья Осборн.
— Она позвонила мне и попросила зайти к ней, — сообщил Эндикотт. — Она хотела передать мне сделанную под копирку копию письма, которое она послала Марлин Марлоу.
— Она сказала это по телефону?
— Да.
— Поэтому вы пошли к ней в квартиру и разговаривали там с ней?
— Да, сэр.
— Что она сказала?
— Она призналась, что Элеонора Марлоу пообещала ей деньги за заверение подписи под завещанием и в дальнейшем вручила ей за это тысячу долларов. Завещание было составлено с нарушением правил, и мой брат не знал его содержания. Роза Килинг сомневалась, подписывал ли он его вообще: ее не было в палате, когда оформлялся документ. В такой ситуации она считала, что тысяча долларов от Элеоноры Марлоу, полученная в результате продажи драгоценностей, которыми миссис Марлоу также завладела мошенническим путем, должна быть возвращена мне. Поэтому она дала мне чек на тысячу долларов, чтобы ее не мучила совесть.
— Об этом вы говорили у нее на квартире?
— Да.
— Утром семнадцатого?
— Да.
— И в то время она передала вам чек, на котором стоит ее подпись?
— Да.
— А когда вы сказали, что подпись Розы Килинг под этим письмом является истинной, я предполагаю, что вы частично руководствовались сравнением с подписью на чеке?
— Да.
— А откуда вы знаете, что подпись на чеке является истинной?
— Во-первых, потому, что я видел, как она его подписывала, а во‐вторых, банк акцептовал его.
— Чек у вас с собой?
— Да.
— Я хочу на него посмотреть и хочу, чтобы он был приобщен к делу в качестве доказательства, — заявил Мейсон.
— Это несущественно, недопустимо в качестве доказательства и не имеет отношения к делу, — выразил протест Гановер.
— Это один из документов, на который ссылается свидетель, заявляя, что письмо подписано усопшей, — ответил Мейсон.
— Но она сама сообщила ему, что написала письмо, — возразил Гановер.
— Так утверждает свидетель, но, к сожалению, Розы Килинг нет в живых, чтобы подтвердить или опровергнуть его показания. Заявляя, что подпись является истинной, свидетель основывается на сравнении с подписью под другим документом, находящимся в его собственности. Естественно, при таких обстоятельствах я имею право на изучение этого документа.
— Хорошо, — неохотно согласился Гановер. — Если вы хотите, чтобы это дело продолжалось бесконечно, я думаю, вы имеете право растягивать его то под одним, то под другим предлогом. Покажите ему чек, мистер Эндикотт.
Ральф Эндикотт достал бумажник, вынул оттуда удостоверенный чек, который ранее показывал Мейсону, и сказал:
— Пожалуйста, будьте очень осторожны с этим чеком. Я не хочу, чтобы с ним что-нибудь случилось. Это доказательство.
— Естественно! — ответил Мейсон. — Секретарь проштампует его прямо сейчас.
Секретарь сразу же поставил штамп на чеке.
— Когда вы ушли из квартиры Розы Килинг?
— Я уже обсуждал это с вами и лейтенантом Трэггом. Я ушел примерно в восемь тридцать. Я могу отчитаться за каждую минуту этого дня.
— Пока это все. Может, мне придется задать вам пару вопросов позднее. Ваша честь, я хотел бы, чтобы этот чек сфотографировали.
— Хорошо, — согласился судья Осборн.
— Я останусь здесь, пока не получу чек обратно, — со свирепым видом заявил Эндикотт. — Я не возражаю, чтобы вы его фотографировали, но требую вернуть его мне.
— Мы сделаем фотостат в первый же перерыв, — успокоил его секретарь. — Это займет не более десяти минут.
— Прекрасно. Я думаю, мистер Эндикотт все равно хочет остаться на слушании дела, — заметил судья Осборн, улыбаясь Эндикотту.
— Меня это вполне устраивает. Я задержусь, — сказал Ральф Эндикотт и проследовал в дальние ряды зала, где сидели его брат и сестра.
— Лейтенант Трэгг, пожалуйста, вернитесь для дачи показаний, — пригласил Гановер, и Трэгг снова прошел к креслу, предназначенному для свидетелей.
— Господин лейтенант, я показываю вам сделанную под копирку копию письма, адресованного Марлин Марлоу, и спрашиваю: где вы ее взяли?
— Мне передал ее мистер Ральф Эндикотт.
— Что вы с ней сделали?
— Показал обвиняемой.
— А что она сообщила вам относительно письма?
— Призналась, что получила оригинал по почте и уничтожила его.
— Вы можете проводить перекрестный допрос, — обратился Гановер к Мейсону.
— Лейтенант Трэгг, вы заявили, что несколько раз спрашивали обвиняемую, выкладывала ли она теннисные принадлежности таким образом, как показывает фотография, рядом с дверцей шкафа, с целью подтверждения своего рассказа, и что она отказалась в этом признаться?
