– И что тогда?
– Рано или поздно он получит самолет, новый или подержанный. Даром или в обмен на что-нибудь.
– И для этого надо всего только подать заявку?
– Да.
Круин вышел из-за стола и стал мерить рубку шагами. Стальные пластины на каблуках щелкали по металлическому полу, золотые колокольчики мелодично позвякивали в такт. Он был зол, неудовлетворен, нетерпение сжигало его.
– В вашем идиотском сообщении нет никакой информации.
Он вдруг остановился перед Хефни.
– Вы хвалились, что будете моими глазами и ушами. – Громко фыркнув, Круин продолжал: – Невидящие глаза и заткнутые ватой уши! Хоть бы одна цифра, характеризующая их силы, хоть бы…
– Прошу прощения, сэр, – рискнул прервать командора Хефни, – их всего двадцать семь миллионов.
– Ага, – на лице Круина отразился живейший интерес. – Всего двадцать семь миллионов? Вот как! Население Гульда в сотни раз превосходит население этой планеты, а размеры планет почти одинаковы! – Он на секунду задумался. – Плотность населения здесь чрезвычайно мала. Во многих городах нет ни одной живой души. Но у них есть летательные машины и другие механизмы, которые могла создать только высокоразвитая цивилизация. То, что мы видим, – это остатки великой цивилизации. Вы понимаете, что это означает?
Хефни замигал, ничего не ответив. Калма нахмурился. Фейн и Парт стояли молча, с непроницаемыми лицами.
– Это означает одно из двух, – продолжал Круин, – войну или мор. Или то, или другое, но в масштабах всей планеты. Я должен иметь информацию, проливающую свет на этот период их истории. Я должен знать, какое оружие они применяли в этой войне, сколько этого оружия осталось и где оно хранится. Если же это не война, то какая именно болезнь опустошила планету, чем она вызывается и как ее лечат. – Круин замолчал и, чтобы придать вес своим словам, постучал кулаком в грудь Хефни. – Я хочу знать, что они скрывают, что так тщательно прячут от ваших глаз, потому что эти добряки могут не сегодня-завтра напасть на нас. И тогда, если мы не разгадаем их тайны, мы будем беспомощны перед ними и мы погибли. Кроме того, я хочу знать, кто отдаст приказ о первом ударе, где находятся эти люди.
– Все понятно, сэр, – с сомнением в голосе проговорил Хефни.
– Вот какая информация мне нужна от ваших шестерых туземцев. Информация, а не приглашение на обед. – Увидев, как Хефни от страха замигал, Круин жестко усмехнулся. – Если вы сами все вытянете из своих подопечных, это будет занесено в графу отличий вашего послужного списка. Но если мне придется делать вашу работу – пеняйте на себя.
Хефни открыл было рот, потом закрыл и затравленно посмотрел на Калму, который стоял ни жив ни мертв.
– Можете идти, – отпустил всех четверых Круин. – В вашем распоряжении одна неделя. Если вы не выполните задания, я расценю это как дезертирство с линии фронта и вас будут судить как находящихся на действительной службе со всей строгостью, предусмотренной Дисциплинарным уставом.
Все четверо побледнели, отдали честь и двинулись по одному к двери. Круин, презрительно сощурившись, глядел им вслед. Подойдя к иллюминатору, он стал смотреть, как за стеклом быстро сгущаются сумерки. На востоке слабо светилась мерцающая звездочка. Она была очень далеко, но Гульд был еще дальше.
На шестнадцатые сутки, в полдень, командор Круин, начищенный и при всех орденах, под резкий звон золотых колокольчиков отправился к зеленому холму. На границе выжженной зоны ему отдал честь недавно поставленный здесь часовой. Лицо у него было мрачное, и козырял он вяло.
– Вот как ты приветствуешь начальство! – сказал ему Круин, поймав его угрюмый взгляд.
Часовой еще раз отдал честь, на этот раз чуть живее.
– Давно не занимались строевой подготовкой, – ехидно заключил Круин. – Отвыкли от военной дисциплины. Я знаю, чем от этого лечат. Каждый день в течение целого периода будешь тренироваться – отдавать честь. – Взгляд Круина не отрывался от лица часового. – Ты что, немой?
– Никак нет, сэр.
– Молчать! – рявкнул Круин. И, выпятив грудь, добавил: – Продолжай нести караул.
Остекленевший взгляд часового блеснул возмущением, он молча отдал честь третий раз, повернулся, щелкнув по уставу каблуками, и зашагал вдоль края выжженной полосы.
Взойдя на холм, Круин сел на большой валун. Сначала посмотрел налево, на долину космических кораблей, затем перевел взгляд в другую сторону, туда, где росли деревья, тянулись возделанные поля и вдали виднелись домики. Стальной шлем, украшенный литыми крыльями, давил голову, но он не снял его. Серые глаза холодно созерцали из-под нависшего козырька открывшийся ему мирный пейзаж.
Наконец она пришла. Он сидел здесь уже полтора периода, а ее все не было, но он чувствовал, знал, что она придет, знал, хотя и не мог понять, какой тайный инстинкт подсказал ему это. Никакого желания видеть ее у него не было. Никакого. Да, не было.
Она легко шла между деревьями на своих тонких длинных ногах. С ней пришли Сью и Сэм и еще три молоденькие девушки. У них были большие смеющиеся глаза. Волосы у всех были темные, а ноги длинные.
– Привет! – окликнула она Круина, увидев его.
– Привет! – как эхо, повторила Сью, тряхнув мышиными хвостиками.
– Пьивет! – надул щеки малыш, стараясь не отставать от сестер.
Круин нахмурился. Его сапоги и шлем сияли на солнце.
– Это Бекки, Рита и Джойс – мои друзья, – сказала Марва на своем странном гульдском языке.
Все три улыбнулись Круину.
– Я привела их посмотреть корабли.
Круин промолчал.
– Вы ведь не возражаете, чтобы они посмотрели на корабли?
– Не возражаю, – недовольно буркнул он.
Марва изящным движением опустилась на траву, подобрав под себя длинные ноги. Все остальные уселись рядом, кроме Сэма, который крепко стоял на своих толстых ножках и сосал большой палец, сосредоточенно изучая ордена Круина.
– Отец очень жалеет, что вы не могли к нам прийти.
Круин ничего не ответил.
– И мама тоже. Она прекрасно готовит. И очень любит гостей.
Круин молчал.
– Вы не смогли бы прийти к нам сегодня вечером?
– Нет.
– А завтра или послезавтра?
– Мадемуазель, – начал он жестко, – я не хожу по гостям. И никто из моих людей не ходит.
Марва перевела его слова подругам. И все дружно от души рассмеялись. Круин покраснел и встал.
– Что в этом смешного?
– Ничего, – смутившись, ответила Марва. – Если я вам скажу, вы все равно не поймете.
– Я не пойму? – в сердитом взгляде Круина загорелось беспокойство. Он посмотрел на одну подружку Марвы, на другую, потом на третью. – Я все-таки думаю, что они смеялись не надо мной. По-видимому, они смеялись над чем-то, чего я не знаю, но должен был бы знать и чего они не хотят мне сказать.
