– Может, это и неплохо, если они смогут немного развлечься в городе, – предположил полковник Шелтон, который и сам был не прочь слегка гульнуть. – Такие захолустные городки мигом пробуждаются, когда в них высаживается целая команда. Мы сможем установить десятки контактов. Ведь мы здесь ради этого, не так ли?
– Мы здесь, чтобы найти лидеров этой планеты, – уточнил посол. – И не думаю, что они начнут наводить лоск, выбирать свои лучшие шляпы и торопиться приглашать к себе в гости горлопанов из числа голодной матросни. – На его толстом лице появилось ехидное выражение. – Нам предстоит искать иголку в стоге сена. И эта работа не для буйного рядового состава.
Слово снова взял Грейдер:
– Я вынужден согласиться с вами, Ваше Превосходительство, однако мы должны использовать этот шанс. Если мои люди хотят уйти в увольнение, я не в силах им в этом помешать. И воспрепятствовать им я смогу лишь в одном случае.
– В каком же?
– Если у меня появится основание признать этот мир враждебным в соответствии с «Космическим уставом».
– Мы можем это как-нибудь организовать? – Не желая дожидаться ответа, посол продолжил: – В каждой команде есть свой заводила. Найдите его, дайте ему двойную порцию венерианского коньяка, скажите, что он может немедленно покинуть корабль, только ему вряд ли понравится на этой планете, ведь, по мнению гандов, мы пригодны лишь для того, чтобы вычищать сточные канавы. После этого вытолкайте его взашей из люка. Когда он вернется с подбитым глазом и будет хвастаться рассказами о том, что сделал со своим противником, мы объявим планету враждебной. – Он выразительно взмахнул рукой: – Вот оно, физическое насилие, все в соответствии с вашей книгой.
– В пункте 148-А подчеркивается, что силовое противодействие должно носить систематический характер, и содержится предупреждение о том, что единичные стычки не могут расцениваться как доказательства враждебности планеты.
С раздраженным видом посол повернулся к высшему должностному лицу:
– Когда вы вернетесь на Терру, если вы туда вообще когда-нибудь вернетесь, то сможете сообщить в соответствующий департамент, что космические службы испытывают большие затруднения, связаны по рукам и ногам, почти полностью парализованы и в целом крайне ограничены в своих возможностях из-за бюрократов, пишущих такие вот книги.
Прежде чем должностное лицо успело придумать достойный его статусу ответ, который при всем при этом не содержал бы возражений по поводу сказанного послом, дверь распахнулась. На пороге возник старпом Морган, он лихо козырнул и протянул капитану Грейдеру лист бумаги.
– Первая очередь на увольнение, сэр. Вы одобряете?
В начале дня четыреста двадцать человек вошли в город. Они спешили с видом людей, соскучившихся по нормальной жизни, то есть с величайшим нетерпением и предвкушением, и сбивались в небольшие группки из двух, трех, шести или десяти товарищей.
Глид держался рядом с Харрисоном. Каждый из них был единственным представителем своего чина. Глид – единственным сержантом, которого отпустили в увольнение, а Харрисон – единственным десятым инженером. А еще им обоим было не по себе, так как они единственные были в штатском. Глид скучал по своей армейской форме, а Харрисон чувствовал себя голым без своего велосипеда. Этих мелких деталей оказалось достаточно, чтобы у них хотя бы на один день возникли товарищеские отношения.
– Вот красота-то! – с нескрываемым энтузиазмом заявил Глид. – Мне много раз доводилось ходить в увольнения, но сейчас – особый случай. Во всех таких вылазках у ребят возникала одна загвоздка – чем заменить деньги? Поэтому они высаживались как батальон санта-клаусов, нагруженных разным барахлом, которое можно было на что-то обменять. Правда, примерно девяносто процентов из всего этого оказывалось совершенно бесполезным и нам приходилось тащить вещички обратно.
– На Персефоне, – рассказал Харрисон, – один голенастый милик предлагал мне чистейший двадцатикаратный голубой алмаз в обмен на мой велосипед.
– Ничего себе! И ты не согласился?
– А какой мне от этого прок? Мне бы пришлось возвращаться на шестнадцать световых лет, чтобы достать еще один такой же.
– Мог бы и обойтись на какое-то время без велосипеда.
– Я могу обойтись без алмаза. На нем ведь нельзя ездить.
– Зато ты не сможешь продать свой велосипед по цене спортивного лунолета.
– Почему, еще как могу! Я же сказал тебе, что этот милик предлагал мне камень, словно то было обычное яйцо.
– Какая жалость! Ты ведь мог получить двести или даже двести пятьдесят тысяч кредитов за такой камешек, если он был настолько безупречным. – Сержант Глид даже причмокнул при мысли о том, каково это – разом огрести такие деньжищи. – Чем больше кредитов, тем лучше. Я это люблю. Вот почему эта наша вылазка такая чудесная. В предыдущие разы Грейдер всегда читал нам сначала лекцию о том, что мы должны произвести хорошее впечатление на местных, вести себя, как цивилизованные космонавты, и все в таком духе. В этот раз он говорил только о кредитах.
– Это посол его надоумил.
– Все равно мне это нравится, – сказал Глид. – Десять кредитов, бутылка коньяка и внеочередное увольнение за каждого взрослого ганда, мужчину или женщину, которые согласятся с нами общаться.
– Эту награду будет не так-то просто заслужить.
– Сто кредитов тому, кто разузнает имя и адрес городского чиновника. Тысяча кредитов за название и точное расположение столицы этой планеты. – Он радостно присвистнул и добавил: – Кто-то будет купаться в деньгах, и этим человеком точно будет не Бидуорси! Ему такие фокусы не по зубам, нет, ни в коем разе!
Он замолчал и посмотрел вслед проходившей мимо высокой грациозной блондинке. Харрисон дернул его за рукав:
– Вот магазинчик Бейнса, про который я тебе рассказывал. Давай зайдем туда?
– Давай. – Глид неохотно последовал за ним, продолжая смотреть на улицу.
– Добрый день, – весело сказал Харрисон.
– Не такой уж он и добрый, – возразил Джефф Бейнс. – Торговля идет из рук вон плохо. Сегодня полуфинал и половина города там. О своих желудках они вспомнят, когда я уже закроюсь. Наверняка завтра с утра выстроится огромная очередь, и я не успею быстро всех обслужить.
– Как вы можете говорить о плохой торговле, если не берете денег, даже когда дела идут хорошо? – поинтересовался Глид, сделав разумный вывод из тех сведений, которые сообщил ему Харрисон.
Джефф медленно смерил его взглядом своих больших и круглых, как луны, глаз, а затем обратился к Харрисону:
– Еще один недотепа с вашего корыта? О чем он говорит?
– О деньгах, – объяснил Харрисон. – Мы используем их, чтобы упростить процесс обмена. Их печатают на бумаге, это как задокументированные обы разного достоинства.
– Да, теперь многое прояснилось, – заметил Джефф Бейнс. – Мне стало ясно, что людям, которые печатают документы на каждый об, не стоит доверять, потому что они не доверяют даже друг другу. – Переваливаясь с ноги на ногу, он подошел к своему высокому табурету и забрался на него. Дыхание у него было тяжелым и хриплым. – Верно нас учили в школе – антиганд облапошит даже свою овдовевшую мать.
