– Запомни это, Моллет! – приказал он себе. – Навсегда запомни!
Сэмми оглянулся через плечо:
– Ты что-то сказал?
– Я, так сказать, надираю себе задницу, – объяснил Моллет.
– Ты тоже? – Сэмми искренне удивился. – На моей уже не осталось живого места.
Это признание заняло в мозгу Моллета место рядом с другими недавно сделанными открытиями. Значит, не только у него есть причины казнить себя. Другие тоже делают ошибки и раскаиваются. Просто удивительно, как много у людей общего. Надо при жизни проявлять терпимость, а смерть встретить с достоинством. Сейчас он учится первому. А как справится со вторым, покажет время.
Тропа взобралась на голую вершину холма, и перед их взорами впервые открылась уходящая вдаль панорама планеты. Куда ни глянь, повсюду расстилались нетронутые джунгли, только на востоке чернел на фоне пылающего неба горный хребет. Вытирая тряпкой потное лицо, Кесслер проворчал:
– Я так мечтал выбраться из этих чертовых джунглей. А теперь что-то назад хочется. Там хоть солнце не так печет.
– Звук, – объявил Малыш Ку, протянув руку к северо-западу, – высоко-высоко. Йоум-йоум!
– Ничего не слышу. – Прикрыв глаза ладонью, Кесслер посмотрел в ту сторону. – И не вижу.
Он взглянул на остальных:
– А вы?
– Ничегошеньки, – сказал Сэмми.
– На секунду показалось, что вижу черную точку, – неуверенно произнес Моллет, – но могло и померещиться.
– А сейчас она есть?
– Нет. Показалась и почти сразу исчезла.
– Мне надоели ваши фантазии, – заявил обливающийся потом Кесслер, – еще час под этим проклятым солнцем, и у нас начнутся галлюцинации почище. Давайте лучше спустимся в тень.
Фини вдруг залаял и ощетинился на стоящую в стороне скалу. Кесслер начал огибать ее, держа наготове пистолет. Фини обогнал его и зарычал, как лев. Из-за скалы выскочило какое-то странное существо, похожее на десятиногую ящерицу, и длинными прыжками умчалось прочь. Фини разочарованно заворчал.
– Восемь футов длиной, из них половина – зубы, а удирает от маленькой собачки, – презрительно фыркнул Кесслер.
– А может, оно просто не переносит резких звуков, – предположил Сэмми, – и если б Фини так не разорялся, оно бы его уже съело.
– Что меня бесит на этой чертовой планете, так это тишина, – сказал Кесслер, – у нас на Земле в джунглях такой гвалт стоит, оглохнуть можно. Стрекочут кузнечики, верещат обезьяны, разоряются попугаи. А здесь все затаились и выслеживают друг друга. Огромные змеи ползают совершенно беззвучно. Гигантские пауки сидят в норах и не шелохнутся. Во время ночных дежурств я замечал множество каких-то тварей, и все они ползли или крались с такой осторожностью, что ветка не треснет и лист не зашуршит. Это противоестественно. Меня это угнетает.
– Давайте тогда споем, – предложил Сэмми, – это поднимет нам дух и распугает всякую нечисть.
– А что будем петь? – спросил Кесслер.
Сэмми долго думал и наконец предложил:
– «Долгий, долгий путь». Подойдет?
Все запели, кроме Малыша Ку: он не знал слов. «Путь» сменила «Уложи меня среди клевера», за которой последовали «Песня легионеров» и еще с полдюжины других. Пение ускорило спуск в джунгли и продвижение сквозь заросли. Моллет хриплым басом исполнил соло старинную австралийскую песенку «Клэнси из Оверфлоу». Допев последний куплет, он взялся за Малыша Ку:
– А ты почему не поешь? Ну-ка, спой нам что-нибудь свое!
Малыш Ку застеснялся.
– Да не бойся, – уговаривал Моллет, – все равно хуже моего не выйдет.
Преодолевая смущение, тот неохотно повиновался. Послышались какие-то резкие немелодичные сочетания визгливых, воющих полутонов, похожие на вой страдающей от боли кошки. Агония продолжалась несколько минут и вдруг оборвалась, как им показалось, на середине такта.
– А о чем эта песня? – заинтересовался Моллет.
– Лепестки цветов медленно падают с неба, словно снежинки, и нежно приникают к бледной руке моей любимой, – с удивившей всех беглостью перевел Малыш Ку.
– Надо же! – воскликнул Моллет. – Как красиво!
Подумать только, Малышу Ку есть о ком петь песни! Моллету раньше такое и в голову бы не пришло. Он попытался представить себе эту женщину. Лицо у нее оливковое, глаза миндалевидные, она смешливая, пухленькая, вкусно готовит, и у нее семеро толстеньких ребятишек. Не исключено, что она вдвое крупнее Малыша Ку, твердой рукой управляет хозяйством, а зовут ее Тончайший Аромат или как-нибудь еще в таком роде.
– Очень красиво! – повторил Моллет, к вящему удовольствию смущенного Малыша Ку.
– Может, споем теперь «Мы идем по Джорджии»? – предложил Сэмми, которому хотелось еще подрать глотку.
– Я уже задыхаюсь, – Кесслер яростно рубанул мачете по сплетению лиан высотой в половину человеческого роста, перекрывшему дорогу, – идущему впереди достается вся работа.
– И весь риск, – подхватил Сэмми. – А не идти ли нам во главе отряда по очереди?
Кесслер прошел через отверстие, по краям которого извивались обрубки лиан.
– Неплохая идея. Обдумаю на досуге. Напомните месяца через два.
Напомнить не получилось. Он так долго не прожил. Тремя днями позже путники наконец узнали, кто проложил в джунглях тропы. Они часто задумывались, кто мог проделать эти дороги в непроходимых зарослях. Уж, конечно, не огромные змееподобные твари вроде той, в схватке с которой погиб Ганнибал Пейтон. Они попадались на глаза, но ни разу больше не приближались и не нападали. И не те, похожие на зубастых ящериц, они слишком маленькие и легкие. Было ясно, что дорогу протоптали более редкие, крупные и тяжелые животные. Местами тропы уже зарастали: джунгли постепенно отвоевывали территорию, однако длинные куски пути, не считая мест, где затаились цветы-хищники, были плотно утрамбованы чьими-то гигантскими конечностями.
Дойдя до поворота, они вдруг услышали громкий гул. Фини навострил уши и забеспокоился. В мире вечной тишины звук казался неуместным и странным, он словно отменял существующие законы природы. Грохот усилился, низкий и тяжелый, сотрясающий землю, словно топот многотысячного стада бизонов. Фини возбужденно взвизгнул и быстро забегал кругами.
– По-моему, нам лучше убраться с тропы.
Кесслер посмотрел вокруг. Звук приближался.
– Туда!
В одном месте заросли казались чуть реже, а ветки переплетены не так тесно. Все принялись яростно прорубать проход. Когда продвинулись ярдов на тридцать вглубь, из-за поворота послышался оглушительный топот. Моллет схватил Фини и сжал ему пасть, чтобы тот не залаял.
Они стояли в прилипших к спинам рубашках посреди зеленого ада и смотрели. По тропе, точно сошедшие с рельсов локомотивы, мчались одно за другим громадные животные. У них была толстая темная кожа и уродливые трехрогие головы с маленькими свиными глазками. Казалось, их вес не соответствует размеру, словно пятьдесят тонн костей и мышц втиснули в шкуру, рассчитанную на двадцать. У каждого было четыре пары массивных слоновьих ног, которые вдавливали в почву все, что попадалось на их пути. Земля тряслась. Ударная волна достигла верхних слоев почвы и поднялась по стволам деревьев, верхушки которых закачались. Животные, напоминающие гигантских трехрогих носорогов, бежали без единого звука, если не считать топота и сопения. Их было десятков шесть-семь. Они промчались мимо бешеным галопом, сметая все на своем пути, проламывая замаскированные покрытия ям-ловушек, на дне которых затаились крабы-хищники.
