И очутилась в комнатке с диваном...
«Из столовой слышались голоса, но кому эти голоса принадлежали, не знаю... Я рассказала ему о моей просьбе, сообщила о том, что когда сестра приезжала ко мне и проживала без прописки, я переживала большие волнения, и просила его мне помочь...»
Тогда в столовой было слишком много народу, и ей приходится уйти. Но она опять звонит Распутину.
«Я сказала ему: „Помнишь, в чем мое дело?“ Но оказалось, что он все уже забыл, он ответил: „Ничего не помню, приезжай!“ Я приехала к нему. Он хотел меня обнять и поцеловать, но я оттолкнула его. Когда я повторила свою просьбу, он ответил: „Ну вот, я приду к тебе, познакомлюсь с твоей сестрой и все сделаю“... Я позвонила ему, и он явился ко мне, когда кроме меня и прислуги в доме никого не было. В кабинете он стал ко мне страшно приставать. Я ему заметила: „Оставь это, не надо, будем только друзьями, я мужу никогда не изменяла“. Он спросил: „А верно это, что никогда не изменяла?“ – „Честное слово!“ – ответила я. „Ну, верю! – заметил Распутин... – Ну, если захочешь изменить, то мне первому!“... Затем Распутин спросил, нет ли у меня вина. Я сказала, что у меня вина нет, но есть спирт в 90 градусов. Распутин выпил рюмку этого спирта... закусил яблоком. Потом указав мне место за письменным столом, Распутин сказал: „Садись!“ Я села. Тогда Распутин... стал мне диктовать какую-то ерунду на церковнославянском языке. Я исписала целый лист... Когда он ушел, я должна была опять пойти к нему с прошением: это была скучная бесконечная возня... я перестала бывать у него...»
Итак, Шейла Лунц показывает, что ничего у нее с Распутиным не было. Легче всего предположить, что она врет. Но вспомним странные посещения Распутиным проституток... И еще чувствуется некое скрытое изумление в ее показаниях. Мужик пристает к ней, но, получив всего лишь обязательный отпор, с каким-то почти облегчением ее отпускает... А она все продолжает приезжать, причем совершенно ясно, что она готова «дать задаток». Но он не берет и продолжает свои безопасные нападения – «скучную бесконечную возню». И вдруг она, по ее утверждению, сама обрывает явно волнующие ее приезды. Но почему?
Так же внезапно прекращаются встречи с еще одной весьма легкомысленной дамой —• Марией Гаер. В «Том Деле» нет ее показаний, но есть характеристика, данная ее кучером Яковым Кондратенко: «Она... ничем не занималась...
Занималась всегда разгульной жизнью, она просто, можно сказать, «панельная женщина». Перемигнется с каким-нибудь неизвестным ей мужчиной, глядишь – приходится везти их в гостиницу... Знаю, что она часто ездила к Распутину, и тот бывало приезжал к ней и напивался у нее допьяна...»
Всю вторую половину февраля 1916 года агенты фиксируют встречи Распутина с Марией Гаер: 15, 17, 19, 23, 24, 25, 28... И вдруг все обрывается. И она исчезает из его жизни.
Так же внезапно исчезает из дома Распутина еще одна весьма уступчивая дама – кокотка Трегубова, которую агенты видели «взасос целующейся с Распутиным». В «Том Деле» она описывает историю, очень похожую на ту, которую рассказала Лунц. Трегубова много раз приезжала к Распутину, и тот, по обыкновению, к ней приставал. Но стоило ей оказать легкое сопротивление, как мужик... тут же отступил.
«Раз десять я была у Распутина, в виду того, что он обещал устроить меня на императорскую сцену, но при условии, что я буду с ним в близких отношениях. На что я, конечно, не согласилась». Непонятно: если Трегубова столь целомудренна, то почему и свидетели в «Том Деле», и агенты полиции дружно именуют ее «проституткой», и зачем она, несмотря на приставания, «раз десять была у Распутина».
Их отношения, судя по показаниям Трегубовой, закончились безобразной сценой: после очередного неудачного приставания «он плюнул мне в лицо, говоря: „Убирайся к черту, жидовка“... и ушел к себе». После чего мстительный Распутин решает изгнать ее, как еврейку, из столицы. 17 января 1916 года она получает предписание от Белецкого – «чтобы до 10 вечера... выехала». И тогда она бросается к Распутину, «умоляя оставить меня в Петрограде».
Если предыдущий рассказ – правда, то на сей раз похотливый мужик добился своего. Распутин дал ей письмо к Белецкому: «Оставь, не тронь, пусть остается». Но потом она узнает, что Распутин «позвонил Белецкому и сказал: „Не оставляй – вышли ее“. По сведениям Петроградского адресного стола „означенная Трегубова выбыла из Петрограда на жительство в Тифлис“.
Такая странная история...
И еще одна дама – Вера Варварова. Ей тогда было 28 лет. В «Том Деле» она показала: «Я артистка, пою цыганские романсы... пела в присутствии царя».
Во время гастролей в Киеве она оскорбила чиновника, и ей грозило заключение в тюрьму. Она обратилась к Распутину. И уже вскоре «пришла бумага из Сената, что я освобождена от наказания». После чего Распутин «позвонил мне и сказал: „Приезжай попеть, у меня гости... Я приехала вместе со штабс-капитаном Езерским, с которым я тогда жила... У Распутина было много гостей... какие-то дамы... я пела, играла на гитаре, гости пели хором, Распутин плясал... Я часто бывала у него на таких же вечеринках... Со мной он был вполне корректен, тем более, что я была постоянно с Езерским“.
Варварова утверждает, что сама ни разу не побывала «в комнатке с диваном». Но она описывает, что на ее глазах происходило с дамами, уединявшимися с «Нашим Другом»: «Бывало, он ласков с какой-нибудь дамой... уйдет с ней в другую комнату, а затем гонит ее оттуда: „Пошла вон!“
Скоро и их отношениям внезапно пришел конец: «Мне надоела эта обстановка, и в последний год перед смертью Распутина я у него не была ни разу». Действительно последнее упоминание о ней в записях агентов относится к концу 1915 года. Но это упоминание весьма красноречиво: «Распутин вернулся в 9. 50 утра вместе с Варваровой... Вероятно, ночевал у Варваровой». А потом, после ночи, певица... присоединилась к толпе исчезнувших просительниц. Распутин и ей вдруг сказал: «Пошла вон!»?
Была и еще одна категория «посетительниц дивана». Белецкий определяет их так: «Хорошо материально обеспеченные и никаких просьб к нему не имевшие... они из особого интереса к его личности сознательно искали знакомства с ним, зная, на что идут». Среди них он особо выделяет «одну княгиню из Москвы». Это была 38-летняя княгиня Стефания Долгорукова, жена камер-юнкера высочайшего двора.
«1 декабря 1915... Распутин и княгиня Долгорукая на моторе приехали в гостиницу „Астория“ в 3– 30 ночи... оставался у нее до утра», – доносят агенты. Но «княгиню из Москвы» соединяла с Распутиным отнюдь не одна страсть. Она, как выяснится, решила перевести в Петербург мужа, и «Наш Друг» ей помогал – устраивал встречи с нужными людьми.
«17 декабря... Княгиня Долгорукая прислала мотор за Распутиным, который привез его в гостиницу „Астория“... Туда же... явился бывший Петроградский градоначальник генерал Клейгельс... вместе пробыли до 2 часов».
И еще две уже знакомые нам дамы – не из высшей аристократии, но «хорошо материально обеспеченные». «8 декабря... Распутин привез в „Донон“ Джанумову и Филиппову... после обеда поехал с ними в гостиницу „Россия“.
