Село Завражье находится неподалеку от города Юрьевец Ивановской области, с которым вся семья была тесно связана на протяжении многих лет. Летом 1933 года Мария Ивановна с Андреем жила уже в Юрьевце, и к ним приезжал Арсений Александрович. Именно в Юрьевце во время Великой Отечественной войны с 1941 по 1943 год жила Мария Ивановна с матерью и двумя детьми и домработницей Аннушкой по адресу: улица Энгельса, дом 8
[24].
Юрьевец – старинный русский город, ему более семисот лет. До революции он был богатым купеческим городом, нарядным, изобильным, культурным. Сегодня, вспоминая Юрьевец, твержу строки Блока:
Ты, как младенец, спишь, Равенна,
У сонной вечности в руках.
Та же судьба, те же образы. Только Равенна осталась одним из центров туризма Италии, а до Юрьевца доберись. Да и жить там туристам негде. А посмотреть есть на что. Ландшафт дивной красоты со знаменитой колокольней на площади у торговых рядов. Город деревянный, без новостроек. Здесь, в церкви XVI века с сохранившимися изразцами, бит был и ушел по этапу, оставив в Юрьевце семью, великий писатель, религиозный мыслитель протопоп Аввакум. Сколько великих теней бродит по холмам «сказочного Берендеева царства» этого города, описанного не единожды киносказками Александра Роу, сына ирландского инженера и гречанки. Именно этот город – родина архитекторов и художников, великих братьев Весниных. Здесь были текстильные и деревоперерабатывающие заводы немца Брауна, и никто не боялся тогда засилья немцев, ирландцев – сами были с усами. Да и сегодня еще что ни двор – то художник. В городе и сегодня старожилы помнят Веру Николаевну, доктора Петрова и Тарковских.
Арсений Александрович очень любил город Юрьевец, восхищался его тишиной, его волжской уникальной красотой.
Плыл вниз от Юрьевца по Волге звон пасхальный,
И в легком облаке был виден город дальний,
Дома и пристани в дыму береговом,
И церковь белая на берегу крутом.
«Плыл вниз от Юрьевца…»
Вот Юрьевец, Юрьевец, город какой -
Посмотришь в бинокль на него с высоты -
У самой воды, под самой горой
В две улицы тянется на три версты.
«Юрьевец»
Прост, да не прост и не пуст этот город. Когда совместными невероятными усилиями «Фонда Андрея Тарковского» и властей города Иванова в Юрьевце был подготовлен для музея дом на Энгельса, 8 и выехали жильцы, которым были предоставлены другие квартиры, этими бывшими жильцами были оставлены «не их вещи». В пустом доме на стенах остались только зеркала, принадлежавшие Тарковским. В их глубине до сих пор живут далекие тени. В 1975 году Андрей Арсеньевич закончил съемки фильма «Зеркало», часть действия которого проходит в Завражье и в Юрьевце. Есть сведения, что он приезжал в город для выбора натуры. Город в шестидесятых так отличался от города его детских воспоминаний, что пришлось отказаться от Юрьевца в пользу Тучкова, где дети также жили летом на даче. Но Юрьевец дал фильму нечто большее, чем место съемки. Там на вершине холма, возле того дерева, где в фильме птица села на голову мальчика, открывается вид на город, точно совпадающий с ландшафтом картины Питера Брейгеля «Охотники на снегу». Эта странная игра зеркальных отражений микро– и макровселенной. Родины (места, где родился человек) в зеркальном планетарно-сферическом подобии пятисотлетней давности.
Не будем отвечать на вопросы, не имеющие ответов, объяснять необъяснимое. Юрьевецкий ландшафт действительно подобен тому, что на картинах Брейгеля. Это открытие поэтически сплавило воображение Андрея. В детстве зимой он не раз съезжал на доске с того холма к замерзшей Волге, видел силуэты людей, деревьев, домов, странно теряющих объем в заснеженной бесконечности.
Там в стороне от нас, от мира в стороне
Волна идет во след волне о берег биться,
А на волне звезда, и человек, и птица,
И явь, и сны, и смерть – волна во след волне.
«И это снилось мне»
Благодаря поэзии отца и фильмам сына Юрьевец из провинциального русского города разрастается до размеров вселенной, заполняясь образами мира и времени.
Рождение сына – счастливое событие в семье. «4 апреля. У меня родился сын Андрей», – записывает Арсений Тарковский в дневнике. В письме из Юрьевца к Марии Даниловне 4 июля 1932 года он пишет: «Дорогая мамочка и бабушка! Маруся себя называет мама Мусишка…» – и далее следует нежное описание малыша, его ручек, чмоканья, зевания, аппетита… Это естественное умиление, очень понятное любому человеку.
Но свою ответственность перед сыном Арсений Александрович понимает и на ином уровне. В 1934 году он пишет цикл из пяти стихотворений – поэтическое «Завещание» Андрею Тарковскому, продолжая семейную традицию духовных, в прямом смысле слова, «завещаний».
Александр Карлович завещание сыну Валерию написал на «Манифесте» 1905 года. Он завещал сыну «борьбу за свободу». Вы помните слова его завещания: «Я измучился, исстрадался, но я счастлив сознанием, что ты, мой дорогой, второе поколение народной воли». Александр Карлович был абсолютно тождественен своему времени. Валерий в той же мере – завещанию отца и своему времени. Результат – его гибель в 1919 году. Арсений любил брата, оплакивая его и вспоминая всю жизнь. Но служил Арсений Александрович лишь своему призванию поэта. Вот почему его завещание сыну совершенно конкретное поэтическое определение. Его кредо поэта, человека высокого этического долга. Себя и свою жизнь он судит прежде всего с позиций творчества, «затем, что я дышал, как дышит слово…».
«И я учился говорить, как в детстве,
Своим косноязычием томим.
А если дети вспомнят о наследстве,
Все, что имею, оставляю им.»
«Завещание»
Он исповедует те же ценности, что отец, но акценты расставлены совершенно по-другому.
И каждый вспомнит светлый город детства,
Аул в горах, станицу над рекой,
Где от отцов мы приняли в наследство
Любовь к земле, навеки дорогой.
«Завещание»
Полнота памяти, любовь, горечь, разочарования, очарования и особая неотделимая, неотторжимая связь с миром природы («Приди, возьми деревья у меня»). Арсений Александрович жил в «над» и «вне» бытового мира, но зато чувствовал себя частью мировой художественной культуры.
Андрей Тарковский понял, принял и приумножил наследство отца, оно стало частью его творчества, способом мышления, переведенного на язык кино. Бинтик на шее Сталкера и Малыша – многослойный образ трудной речи, больного горла, преодоления косноязычия. Вспомним знаменитую фразу «Я могу говорить» в прологе к «Зеркалу». Арсений Александрович был отцом, не просто передавшим сыну фамилию рода, но и отцом духовным. Андрей Арсеньевич был сыном, принявшим фамилию и духовное завещание.
