— Никогда ничего от меня не скрывай, — бархатный голос над ухом. — Ты мне не чужая, Дарина.
— Не чужая? — с горечью переспросила я и, поёрзав, развернулась в его руках. Сквозь мрак посмотрела в его лицо. — Ты так говоришь, как будто всё это… — качнула головой. — Демьян…
Голос мой звучал надломлено. В бледном свете ночника черты лица лежащего рядом мужчины казались непривычными, глаза темнели провалами, скулы были чётко очерчены.
— Спокойной ночи, — после затянувшегося молчания сказал он и выключил свет, погружая комнату в полнейшую темноту.
— Доброе утро, — после сна голос мой звучал тихо.
За окном было ещё совсем темно. Ни намёка на рассвет. Демьян, уже одетый, как обычно безупречный, держал в руках пустую чашку. До конца не проснувшаяся, я прошла на кухню.
— Подожди немного, я приготовлю завтрак, — сказала, только мельком посмотрев на него.
Как он встал, я не слышала. Не слышала я, и как, он вышел из комнаты. Только на коже, в тех местах, где он касался меня, будто бы осталось тепло, а подушка хранила его запах. Не до конца отдавая себе отчёт в том, что творю, я ткнулась в неё носом и сделала глубокий вдох. Эта ночь… Я и не думала, что витающее между нами напряжение, наше отчуждение, так сильно изматывают меня. Поняла это только засыпала и теперь убедилась ещё сильнее.
— Зачем встала? — спросил он немного резковато.
— Понятия не имею, — отозвалась я, уже наливая в кастрюльку молоко, чтобы наскоро сварить кашу. Почувствовала на себе взгляд Терентьева и, отставив бутылку, включила плиту. Только потом посмотрела на Демьяна. — У тебя что-то случилось? — спросила прямо.
Не знаю, с чего я это взяла. Но сейчас, глядя на него, поняла — эти уходы ни свет, ни заря, возвращения за полночь… Всё это не просто так. И даже если причиной тому я — это лишь отчасти.
— С чего ты взяла? — внимательно смотря на меня, спросил он, сильнее убеждая меня в моей правоте. Поставил чашку рядом с кофемашиной и снова посмотрел на меня.
Отвечать я не спешила. Вглядывалась в его лицо, пытаясь прочитать ответ во взгляде так же, как порой это делал он сам. Вот только в отличие от него, мне это не удалось. Только подсознательное, интуитивное понимание — не всё так просто, усилилось в несколько раз.
— Разве нет причин? — подошла на шаг, подняла голову. — Тебя почти не бывает дома, Демьян. И не говори, что единственная причина — запуск новой линии. Не поверю, — ещё шаг.
Он едва заметно прищурился. Тёмные тени, пролёгшие под его глазами, выдавали усталость, губы вытянулись в тонкую линию.
Кончики пальцев закололо от желания провести по его бровям, по колючим скулам. В полнейшей тишине я ждала ответа. Молчание затягивалось. Капля, ударившаяся о воду, оставшуюся в стоящей на дне раковине тарелке, стала единственным звуком, разбавившим его.
— Твой бывший муж говорил что-нибудь о работе? — вместо того, чтобы что-то объяснить, спросил Демьян. — Что-нибудь, что касалось бы дел компании?
Не вполне понимая, о чём он, я отрицательно качнула головой. Что он мог мне говорить? Да и зачем?
— Эдуард никогда не разговаривал со мной о работе, — слегка растерявшись, ответила я и задумалась. Демьян всё же включил кофемашину, и та, загудев, наполнила кухню звуками нового дня. — Хотя… — сердце моё неожиданно забилось чаще. То, что до сих пор казалось не важным, не нужным, пока ещё нечёткими воспоминаниями начало вырисовываться в памяти.
— Что? — Демьян резко обернулся ко мне.
— Он… — неуверенно заговорила я, пытаясь вспомнить. — Он говорил что-то… Что скоро… Господи… — из груди вырвался выдох. — Он говорил, что ты скоро всё потеряешь.
— Сукин сын, — сквозь зубы процедил он и добавил ещё несколько крепких слов.
Я так и стояла возле плиты, не понимая, как я могла забыть об этом. Холодный взгляд Эдуарда, ненависть, презрение, сквозящие в его голосе…
— Демьян, — неуверенно позвала я, и он опять посмотрел на меня. — Он разговаривал по телефону. Кажется… кажется с каким-то Петром или… — потёрла занывший от напряжения висок. — Нет… Павел. Того, с кем он разговаривал… — подняла взгляд. — Его звали Павел.
Демьян не сводил с меня взгляда. Как будто впервые за долгое время увидел во мне что-то такое… То, чего не замечал уже давно.
— И ещё… — сердце забилось ещё чаще. — Телефон Эдуарда… Я оставила его на балконе. В коробке со старыми вещами.
Собственные слова казались ерундой, потому что объяснения им не было. Зачем я сделала это? В тот момент, когда Эдуард, мёртвый, с запёкшейся на виске кровью, лежал на полу возле постели, я… Я стояла у распахнутой двери балкона. Смотрела на светлеющее небо и сжимала в руках его телефон. А потом… Это было как в тумане: сим-карта, коробка, обжигающий разбитое лицо ветер…
Воспоминания нахлынули на меня, заполняя до сих пор не заметные мне самой белые пятна памяти. Один за другим всплывали кадры, картинка, становящаяся всё более чёткой, дополняла реальность. Услышав, как зашумело молоко в кастрюльке, я заставила себя сглотнуть и поняла, что последние несколько секунд едва дышала.
— Только я не знаю, нашли его или нет, — прошептала, едва шевеля губами. — Телефон. Может быть…
— Я с этим разберусь, — отрезал Демьян. Взгляда с меня он так и не сводил, как будто держал меня. — И с остальным тоже.
— Это очень серьёзно? — осторожно спросила я.
— Достаточно, — кофемашина затихла, и в образовавшейся тишине голос его прозвучал громче, чем казалось прежде, хотя на самом деле говорил Демьян довольно сдержанно. — Но я справлюсь. Значит Павел… — губы его на секунду искривила усмешка. — Не трудно было догадаться.
— Демьян… — безотчётно я подошла к нему и коснулась руки. Тут же затаила дыхание, почувствовав, как он перехватил мой локоть. Взглядом он буквально впился в моё лицо, дёрнул меня на себя и коснулся скулы. Разжал руку, но я так и осталась стоять, прижавшаяся к нему.
Шум молока становился всё громче, а я не могла заставить себя убрать ладонь с его живота. Мягко он взял меня за подбородок и, склонившись, оставил на губах едва ощутимый поцелуй. В голове зашумело, внутри всё как будто сжалось, отдалось трепетом.
— Спасибо, — отпустив меня, шепнул Демьян.
Я, опьянённая, наконец отступила от него. Губы мои шевельнулись, но сказать я ничего не смогла — поспешно взяла коробку с овсянкой.
— Завтрак… — ответила, стушевавшаяся, смятённая собственными чувствами, откликом того, что таилось внутри меня, того, что он разбудил во мне. — Ещё пять минут. — Насыпала хлопья в молоко и стала помешивать, прислушиваясь к шорохам позади себя. Шелест ножек стула о пол, негромкий удар донышка чашки…
Прикрыла глаза и незаметно выдохнула. Отставила коробку и облизала губы. Он — мой муж. Мужчина, заплативший моему бывшему, мужчина, пожелавший меня себе, мужчина… Мужчина, открывший мне мир чувственности, одним своим присутствием способный отогнать кошмары и страхи. Мужчина, видеть которого я не желала ещё несколько дней назад. А сейчас… снова облизнула губы и достала вторую чашку — уже для себя, чтобы выпить утренний кофе вместе с ним.
