— Добрый вечер, Дарина.
Ответить, что он был добрым до тех пор, пока она не появилась на горизонте, было бы слишком банальным, и я сочла лучшим положить в рот ещё один кусочек осетра, а после попросила Демьяна налить мне шампанского.
Анна никогда не была глупой и, подозреваю, расценила всё правильно. Взгляд её остановился на правой руке Демьяна. Не сомневаюсь, что кольцо на моём пальце тоже не укрылось от её внимания.
— Значит, с работой в ресторане покончено? — спросила она меня с лёгкой иронией.
— Разве это имеет значение? — отозвалась я в ответ, сделав глоток шампанского. — Не думаю, что нам стоит об этом разговаривать. Честно говоря, Анна, у меня вообще нет желания разговаривать с вами. Полагаю, вы хотите спросить об Эдуарде? — я посмотрела прямо ей в лицо, не скрывая вызова.
— Не думаю, что нам стоит разговаривать об этом, — ответила она мне в тон и снова обратилась к Демьяну. — Муж говорил, что возникли сложности с дизайном линии. Как понимаю, вам нужен художник? Возможно, я могла бы помочь. Моя близкая подруга живёт в Италии и…
— У меня уже есть художник, — пресёк её Демьян очень жёстко. — Положил ладонь на стол.
— Да, — Анна не стушевалась. Напротив, расправила плечи, хотя я понимала, что прошло довольно много времени с начала разговора, и она чувствовала себя неловко от того, что никто из нас так и не предложил ей присесть за столик, хотя рассчитан он был на четверых. — Что же… И кто это, если не секрет?
— Не секрет, — Демьян перевёл взгляд с неё на меня. — Моя жена. И это самый лучший художник, который только может быть.
Я так и замерла с бокалом. Чувствовала через тонкое стекло прохладу шампанского и, немного смущённая, немного растерянная, смотрела на мужа. Художник? Странно, но его слова не вызвали во мне страха. Скорее… лёгкое замешательство, а после — ощущение ожидания. Он ведь попросил посмотреть меня эскизы. Не просто так попросил — просто так он ничего не делает, и это я уже поняла.
— А с вашим мужем, Анна, — продолжил Демьян, — я поговорю отдельно. Мне не очень понятно, почему он распространяется о конфиденциальных делах компании. Передайте ему, что завтра в десять я жду его у себя в кабинете.
Сказав это, он взглядом указал ей на проход между столами. Я слышала, как она, неловко извинившись, пошла прочь, но вслед ей не смотрела. Вместо этого я смотрела в глаза мужу.
— Художник? — спросила с мягкой улыбкой.
Настроение, как ни странно, по-прежнему было хорошим, пузырьки шампанского немного опьянили, позволив мне сбросить гнёт проблем.
— Художник, — подтвердил Демьян и снова коснулся моего бокала своим. — За моего нового художника, Дарина. За лучшего художника, что только может быть.
16
— И куда ты привёз меня на этот раз? — спросила я, когда машина остановилась у обочины.
Ничего не сказав, Демьян вышел на улицу. Снега за то время, что мы провели в ресторане, нападало ещё больше и, несмотря на то, что времени было уже много, всё вокруг казалось светлым.
На сиденье рядом со мной лежала коробка с пирожными. Спорить с Демьяном было бесполезно. Как я ни пыталась отговорить его, он сделал по-своему. Ещё и надавил на моё слабое место, сказав, что Соня обязательно должна попробовать и фруктовые корзиночки с кремом, и крошечные эклеры, и… Слушать дальше я не стала, только тихонько засмеялась, поймав улыбку, отразившуюся во взгляде мужа.
Дверца с моей стороны отворилась. Демьян подал мне руку, и я, больше ни о чём его не спрашивая, вложила в ладонь свою.
Оказавшись на улице, вдохнула свежий морозный воздух.
— Прогулка? — когда мы подошли ко входу в парк, глянула я на него.
— Ты же не против? — Рука его скользнула по моему боку, по меху норки.
— Не против, — отозвалась я.
Свежевыпавший снег тихо поскрипывал под ногами, фонари разбавляли темноту наступающей ночи. В свете их можно было видеть, как, медленно покачиваясь в воздухе, проплывают снежинки. Ветер стих, и теперь они плавно падали на землю, на ветви деревьев, делая белое покрывало ещё пушистее.
— Как идут занятия с психологом? — поинтересовался Демьян, когда мы проходили возле припорошенной снегом беседки.
Белая шапка лежала на крыше, на ступеньках, ведущих в неё, на стоящих тут же на открытом воздухе скамейках. Чугунный фонарь с двумя жёлтыми лампами и тёмные ели превращали это местечко в картинку с рождественской открытки, и я, залюбовавшись, замедлила шаг.
— Думаю, хорошо, — вздохнула я, и возле моих губ зависло облачко пара. — Только не уверена, что это заслуга психолога, — обернулась к нему и посмотрела в глаза.
Руки его легли на мои бёдра, снежинка, упав на щёку, мгновенно растаяла. Я потянулась к нему, коснулась ладонями груди сквозь пальто.
— А чья тогда? — он всматривался в моё лицо. Но на этот раз я знала, что ответы на вопросы он не ищет. Просто этот переходящий в ночь вечер, шампанское…
— Твоя, — выдохнула я ещё одно облачко. — С тех пор, как ты вернулся в спальню, мне больше не снятся кошмары.
Тронув капюшон, накинутый на мою голову, он спустил его. Скользнув по волосам, тот мягко упал мне на плечи, Демьян же обхватил ладонью затылок. Я подалась к нему и тронула губами губы.
— А говорят, что на морозе целуются только подростки, — шепнула, обхватывая его шею.
— Порой мне кажется, что с тобой я превратился в подростка, — проговорил он тихо, мягко, почти невесомо целуя меня. — В самого настоящего мальчишку, — чуть глубже — влажно, согревая так, что мороз стал совсем не ощутим.
Окружающая нас торжественная, полная предвкушения волшебства наполнилась звуками поцелуев, соприкасающихся губ, кажущихся сейчас непристойно громкими. Снежинки падали на лицо, на волосы.
— Ты когда-нибудь скажешь мне, Терентьев, почему я? — с трудом заставив себя оторваться от его губ, я опустилась с мысочков. Ладони мои застыли на его плечах. — Почему из всех женщин ты захотел именно меня? Выбрал именно меня?
— Потому что ты особенная, — просто ответил он, но был при этом совершенно серьёзным.
— Особенная? — я недоверчиво хмыкнула. Удручённо покачала головой. — Только и приношу тебе проблемы.
— Это не важно, — он приподнял мою голову за подбородок и повторил, глядя в глаза: — Это всё не важно, Дарина. Ты особенная. Для меня особенная. Тут нет объяснений.
Сняв перчатку, он погладил меня по лицу, стирая растаявший снег и опять набросил на голову капюшон.
— Что-то вроде фатума? — то, как он смотрел на меня, мягкая, поглощающая темнота его глаз, потаённая уверенность, звучащая в его словах, вызвали у меня странное, необъяснимое чувство, описать которое я не могла. Фатум. Судьба.
— Да, — коротко ответил он. — Именно.
