— Придётся, — подтвердил Демьян, остановившись в нескольких метрах от двери ванной. Посмотрел на меня. — Дарина…
— Я понимаю, — не став дожидаться объяснений, я, кутаясь в одеяло, тоже встала. Подошла к нему. — Я всё понимаю, Демьян. Просто…
Он забрал одеяло и, расправив, накинул мне на плечи, укутывая.
— Я тоже всё понимаю, — сказал спокойно и замолчал.
Сквозь окно в комнату проникал свет. Обычно серое небо окрасилось в светлые тона, солнце, такое редкое для питерской зимы, бросало блики на окна, пронизывало воздух золотистыми лучами.
Я кивнула. Улыбнулась не так, чтобы открыто — скорее немного удручённо.
Собрав одеяло в кулак, Демьян резко дёрнул меня на себя, и я, не ожидавшая этого, впечаталась ему в грудь.
— Я обещаю не задерживаться, — обхватил мой затылок, запустил пальцы в волосы и вынудил задрать голову. — Понятно?
Дыхание его касалось моих губ, запутавшиеся в волосах пальцы были одновременно ласковыми и жёсткими, как и его взгляд.
— Понятно, я спрашиваю? — повторил он.
— Понятно, — отозвалась я эхом, понимая, что он снова делает это — подчиняет меня, лишает воли. Он охотник, я — пойманная в силок птичка. Не пошевелиться, не отвести взгляда.
— Так-то лучше, — проговорил он низким, бархатным голосом и, склонившись, прихватил мою нижнюю губу. Слегка прикусил, продолжая поглаживать голову. Провёл языком и углубил поцелуй.
Я обхватила его за торс, прижалась сильнее и покорно приоткрыла губы, отбросив прочь все ненужные мысли. И о так и не прозвучавшем ответном признании, и о чудесном дне, что нам с Соней снова придётся провести без него, и о сохранённом номере Павла Грачёва — такого же хищника, как и тот, который так сладко и несдержанно целовал меня, в объятьях которого я превращалась в тёплый податливый воск.
— Дашь мне морковку, милая? — закончив нарезать картошку для оливье, обратилась я к Соне.
Та запустила руку в кастрюлю с уже очищенными овощами и протянула мне сразу две. Няню я отпустила сразу после того, как проводила Демьяна. Искренне поблагодарив, вручила набор продуктов к праздничному столу и бутылку шампанского — точно такие же Демьян подарил водителю и ещё нескольким своим людям.
Пропитанные ликёром коржи дожидались своего часа, салат из копчёной скумбрии тоже был уже готов, как и Сонькин любимый — из свеклы с черносливом и грецкими орехами.
— Мам, — позвала она меня, когда я взялась за вторую морковку. — А папа скоро придёт?
Нож так и завис в воздухе.
Подняв взгляд, я осторожно переспросила:
— Папа?
Дочь смутилась, замялась.
— Ну… — её пушистые реснички дрогнули. — Дядя Демьян, — ответила она всё так же смущённо. Я просто подумала… — она умолкла, так и не закончив фразу.
Слезла с табуретки и, опустившись на коленки возле растянувшегося у батареи Лорда, принялась гладить его.
— Сонь, — на этот раз позвала уже я, но дочь притворилась, что не слышит меня.
Я знала эту её манеру очень хорошо. С самого раннего детства она поступала именно так, когда ей казалось, что она сделала или сказала что-то не то.
— Сонь, — вытерев руки, я подошла к ней. — Посмотри на меня, пожалуйста.
Нехотя она отвлеклась от собаки, но с коленок не поднялась. Не желая нависать над ней, я опустилась рядом. Коснулась мордочки Лорда, и тот, почувствовав запах еды, лизнул мои пальцы. Улыбнувшись, я обратилась к дочери:
— Всё в порядке, солнышко. Если ты хочешь называть Демьяна папой, я не против. Думаю, он тоже не будет против. Наоборот, очень обрадуется.
— Я просто подумала… — теперь мы гладили щенка вместе.
Тот, воодушевлённый таким вниманием, поднялся и, потянувшись, звучно зевнул. Замотал хвостом и тут же, повалившись на спину, подставил Соньке пузико, не переставая при этом облизывать мою руку. На губах дочери появилась лучезарная улыбка, сошла она, впрочем, быстро. Вздохнув, Соня убрала ладошку и посмотрела на меня.
— А если не обрадуется, — спросила она серьёзно, почти также серьёзно, как временами говорил мне что-то Демьян. — Я ведь ему не настоящая дочка.
— Почему ты так думаешь?
Соня пожала крохотными плечиками. Заметно погрустневшая, она села на пол, на угол подстилки. Лорд поднялся на лапы, подошёл и плюхнулся рядом, прижавшись к ней боком, и она снова принялась гладить его.
— Ты ему самая настоящая дочка, — заверила я её. — Он очень гордится этим. Гордится, что ты его дочка.
В глазах Сони мелькнуло недоверие. Я поднялась и подала ей руку.
— Пойдём. Помоем руки. А то ничего не успеем.
Пальчики её коснулись моих.
— Мам, — поднявшись, снова позвала она, и я ответила ей вопросительным кивком. — Я стесняюсь.
— Ничего страшного, — сжала крохотную ладошку. Не удержалась и опять опустилась возле неё. Посмотрела в глаза и мягко улыбнулась. — Он будет рад, Сонь. Вот увидишь.
Папа… В мыслях у меня всё ещё не укладывалось, что она вот так легко смогла сказать это, пусть даже только мне.
Моя маленькая застенчивая девочка. Но ведь так оно и есть — папа. Самый настоящий, а не тот, что был у неё до этого. Папа… В горле встали слёзы.
— Пойдём, — шепнула я, боясь, что Соня заметит, как блестят мои глаза. — Новый год уже совсем скоро. — Вспомнила её вопрос и добавила: — И папа тоже придёт. Скоро придёт.
— Как Новый год? — Соня задрала голову.
Я невольно улыбнулась. Посмотрела сверху вниз и ответила:
— Ещё скорее, — а мысленно добавила: он всегда держит свои обещания. Сдержит и это. Потому что это — самое важное из всех, что он давал мне до сегодняшнего дня. До этого самого момента. Самое важное из всех, что он давал когда-либо и когда-либо ещё даст.
20
Обещание своё Демьян сдержал. Не было и десяти вечера, когда он, стряхивая с пальто успевший растаять снег, вошёл в квартиру. В руках он держал огромный, обёрнутый крафтовой бумагой букет белых роз и несколько ярких пакетов — розовый с мишкой, изумрудно-зелёный, два совсем маленьких и один с нарисованным отпечатком собачьей лапы.
Обнюхав его ботинки, Лорд задорно тявкнул, завилял хвостом, будто бы витавшее в воздухе ожидание праздника передалось и ему.
Я заметила, что из кармана Демьяна выглядывает нечто странное, похожее на куриный гребень, но удивиться не успела.
— Держи, бандит, — он и правда вынул резинового петуха. Подбросил его, и Лорд, поймав «добычу» мотнул головой. Зарычал и прижал гребешок лапой. — Как тут мои девочки? — обратился он уже к нам.
Мои девочки… Подойдя, я принялась расстёгивать пуговицы его пальто.
