Зарычав, муж сгрёб меня и шепнул так, чтобы Сонька не услышала:
— Если бы не дочь, я бы взял тебя прямо под ёлкой.
От звука его голоса у меня перехватило дыхание, взгляд обжёг.
Шумно выдохнув через нос, он всё же выпустил меня и снова взял за руку. Подвёл к ели. Секундной близости хватило, чтобы ноги начали подкашиваться, а во рту пересохло.
— Ты просила меня ещё добавить, — Соня подала нам неумело перевязанный лентами свёрток.
— Посмотрим, что тут у нас, — взяла я первую же коробочку. — Мне кажется, — это твоё, — подала Соньке. Та принялась аккуратно разворачивать упаковочную бумагу, хотя я знала, как ей не терпится достать подарок побыстрее. — А это твоё, — взяла свёрток. — Пока только один. Подарок от нас.
Неспешно Демьян развязал ленту. Так, будто смаковал каждое мгновение и, выровняв лист, несколько секунд молча рассматривал его.
— Лучше вас обеих нет и не может быть, — наконец проговорил он тихо. — Просто не может быть.
Услышав радостный возглас Соньки, мы разом посмотрели на неё.
В руках она держала набор красок — дорогой, однозначно привезённый из заграницы и очень редкий. Всего один раз я наткнулась на такой в интернете, но потом, сколько не искала, найти так и не смогла. Тридцать шесть цветов, среди которых краски с металлическим отливом…
— Это ведь от тебя? — не знаю с чего так решив, выпалила Соня, глядя на Демьяна и, не дожидаясь ответа, бросилась к нему на шею, едва не наступив на лапу Лорду. Обхватила его и выдохнула: — Спасибо, папа.
Замерла, неуверенно, как будто испуганно посмотрев ему в лицо. Он тут же, сминая все сомнения, прижал её к себе и ткнулся носом в волосы. Закрыл глаза и вдохнул запах её шампуня.
— Пожалуйста, милая, — ответил он, и на этот раз я всё-таки не смогла сдержать слёз. Сама не зная зачем, взяла ближайший ко мне пакет — золотистый, один из тех, что он купил недавно и достала оттуда коробочку. Тоже золотистую, перетянутую лентой. Стиснула в пальцах и поймала взгляд дочери, затем — Демьяна.
— И что там у мамы? — спросил он сипло, как будто сам с трудом контролировал чувства.
— Вот, — сняв ленту, достала из пыльника маленький клатч. Кожаный, удивительно красивый. Боже… ведь именно о таком я мечтала! Нет, не мечтала, но… Хотела. Очень хотела. Только откуда он узнал?! Почувствовал? Опять почувствовал…
— Клатч… — сказала шёпотом, протягивая ему. — Красивый… как… — не удержалась и всё-таки всхлипнула, и Демьян, вместо того, чтобы взять его, притянул меня к себе за руку, а следом — Соньку и обнял сразу двоих.
— Ты уже уходишь? — словно дежавю.
Я снова лежала, укутавшись одеялом. Сонная, расслабленная, тогда как Демьян, встав, уже стоял возле шкафа.
— Ты же понимаешь… — ответил, взяв с полки свитер.
Я только вздохнула. Первое января… Но да, я понимала и потому просто встала, чтобы сварить кофе.
Соня, улёгшаяся намного позже обычного, ещё спала.
Дождавшись, когда за Демьяном закроется дверь, я вошла на кухню. Достав из холодильника тарелку с сырной нарезкой, взяла солёный галет, налила чашку чёрного кофе и, положив перед собой телефон, присела за стол.
— Павел? — услышав смутно знакомый голос, на всякий случай спросила я. — Это Дарина… Да… Да… Мы можем встретиться… Сегодня… Да, сегодня… Нет. Я приеду сама. Нет… Кафе «Облака» на Невском… Через… — посмотрела на часы и, прикинув, сколько времени может потребоваться няне, чтобы приехать, проговорила: — Через два часа.
21
Кафе, в котором я назначила встречу Грачёву, было не слишком большим, но и не настолько маленьким, чтобы нас могли запомнить. Достаточно проходимое место без претензий на вычурность, где на несколько минут переплетались и вновь расходились в стороны жизни самых разных людей. Самое подходящее место для того, чтобы поговорить в спокойной обстановке, не привлекая к себе при этом излишнего внимания.
— Добрый день, Павел, — подойдя к столику, поздоровалась я.
Грачёва я заметила почти сразу же, стоило зайти в кафе. Выбравший стол у стены, он, судя по стоящей перед ним чашке, ждал меня уже довольно давно.
Я действительно опоздала — ненамного, всего на несколько минут и сделала это, надо сказать, намеренно. С одной стороны, не хотела, чтобы он думал, будто бы я сильно заинтересована в этой встрече, с другой, мне хотелось хоть немного вывести его из состояния равновесия.
Так было проще понять, что у него на уме. Хотя я наверняка знала — сделать это будет сложно, ибо это я для него — аквариумная рыбка, а вот он мне не по зубам.
— Дарина, — он тут же поднялся мне на встречу и хотел забрать полушубок, но я остановила его.
Сняв, положила рядом с собой на диванчик, поверх — демонстративно новую сумочку, подаренную Демьяном.
— Это вам, — Грачёв подал мне шоколадку. — Или вашей дочери, как захотите.
— Спасибо, — не проявляя интереса, я положила шоколадку рядом с собой на стол. Подозвала официанта и, заказав капучино с орехово-карамельным сиропом, спросила: — Так о чём вы хотели поговорить, Павел? У меня не слишком много времени.
На миг он поджал губы, во взгляде промелькнуло недовольство. Без сомнений привыкший к тому, что порядки устанавливает он, Грачёв и сейчас не был намерен что-то менять. Мне это было понятно. Вот только я была ему, похоже, действительно нужна.
— Хорошо, — кивнул он, тем не менее не скрывая, что слова мои пришлись ему не по нраву. — Думаю, вы уже знаете, Дарина, что мы с вашем мужем сотрудничали.
— С бывшим мужем, полагаю? — поправила его я.
Заметила, как в недоброй усмешке дрогнул уголок его губ.
— С бывшим мужем, — отозвался он.
— Да, мне это известно, — детали я решила опустить. — Но при чём здесь я?
— У вас есть одни возможности, — смотря на меня тяжёлым взглядом, продолжил он, — у меня — другие. Мне известно, по каким причинам вам пришлось выйти замуж за Терентьева.
Над нашим столиком воцарилась тишина.
Я напряглась. Глаз не отводила, пытаясь понять, к чему он клонит, тогда как внутри нарастало тревожное ощущение.
Прежде, чем предложить мне встретиться, Грачёв наверняка приказал своим людям выяснить обо мне как можно больше. Что ему было известно? Следовало полагать, достаточно, чтобы иметь чёткое представление о моей жизни. Мне же было известно только его имя.
До слуха доносился звон посуды, звуки голосов. Ненавязчивая музыка, звучащая далёким фоном, была абсолютно незапоминающейся, как и красивая, но лишённая всякой индивидуальности белая чашка, стоящая перед Павлом на столике.
Все детали отпечатывались в моём сознании, мозг стремительно выхватывал мелочи, фиксировал их.
