Что он говорил ночью? Самолёт в полдень?
Судорожно пытаясь понять, что мне делать, я бросилась обратно. Входная дверь была заперта — в этом я не сомневалась, но на всякий случай проверила. Накинула пуховик, наспех надела сапоги и вбежала в спальню.
От слабости меня пошатывало, но я понимала — это мой единственный шанс. Соня… Угрозы Эдика казались безумными. Блеф? А что, если нет? На что он вообще способен? Кто он вообще такой?! Стоило вспомнить, как он увёл её из сада и оставил одну в холодном сквере, слова его уже не казались пустыми. Что, если он действительно сделает что-то… Что-то необратимое?
— Господи, пожалуйста… — прошептала я, пытаясь повернуть ручку балконной двери. Тугая, она поддалась лишь с третьего раза.
Горящее лицо обжёг поток холодного воздуха, принёсший с собой запах города, голые ноги покрылись мурашками. Схватившись за железный поручень, я посмотрела вниз, на стылую, едва припорошенную снегом землю. Обернулась к раскрытой двери.
— Мама, помоги мне, — шёпотом взмолилась я, чувствуя, как от отчаяния на глазах выступили слёзы.
Никогда не отличавшаяся особой ловкостью, я боялась что не смогу. Второй этаж… Но вновь оказаться во власти Эдуарда было ещё страшнее. Он продал меня Демьяну. А Демьян…
Больше ни о чём не думая, я подошла к стене и стала перебираться через перила, но стоило мне поставить колено на поручень, балкон распахнулся сильнее.
— Что, думаешь, умная, сука?! — одним рывком Эдуард сдёрнул меня обратно.
Я впечаталась в него, упёрлась ладонью ему в грудь, постаралась оттолкнуть.
Ничего не говоря, он втащил меня в спальню и, заперев балкон, толкнул к двери. Ручка врезалась в спину, под пальцами я почувствовала прохладный пластик.
— И куда ты собралась? — обманчиво тихо спросил Эдик, надвигаясь на меня. — Куда, Дарина? — вкрадчиво, пронзая взглядом. — Говори, — тихо, а потом резко, так, что я вздрогнула: — Говори, тварь!
Но сказать я ничего не успела — кулак его врезался в мою скулу. Пошатнувшись, я попыталась ухватиться за подоконник, но не смогла и повалилась на пол. Он тут же схватил меня за волосы и, подняв, ударил в живот, в рёбра.
— Эдик… — заплакала я, тщетно пытаясь заслониться руками от его ударов.
— Сука! — рычал он. — Неблагодарная грязная сука. Но ничего… Думаешь, один Терентьев берёт всё, что захочет?! — ещё один удар в живот.
Я почти не слышала его, не разбирала слов. Содрав с меня пуховик, он толкнул меня на стену, и в голове зазвенело от удара.
Схватив за горло, Эдуард прижал меня ещё теснее, заставил посмотреть в глаза.
— К нему собралась, дрянь? — заорал, сжимая пальцы. — К нему?!
Его дыхание опаляло мою кожу, удушающий запах одеколона будто бы лип ко мне. Я попыталась замотать головой, но он рассвирепел ещё сильнее.
— Врёшь! — процедил, склонившись ко мне. — Шлюха… Как же ты любишь деньги. Как же все вы любите деньги… Но ничего, — пощёчина.
Упав на пол, я упёрлась в ковёр ладонями и глухо зарыдала, пытаясь отползти к постели. Эдуард быстро догнал меня, опять схватил за волосы и, приподняв, сам швырнул на неё.
— Ничего, — повторил он. — Скоро твой Терентьев всё потеряет. Подожди…
— Хватит! — взмолилась я, едва он сцепил пальцы на моём запястье. — Пожалуйста, Эдик, прекрати, — прошептала сквозь слёзы.
Тело ныло, разбитые губы кровоточили. Никогда я не видела его таким: разгневанный, с острыми чертами лица и хищным, блестящим взглядом, он напоминал мне… Не дьявола. Он был хуже дьявола, хуже любого кошмара.
Комната кружилась перед глазами, и я боялась, что его лицо будет последним, что я увижу в этой жизни. Его удары — последним, что я почувствую.
— Эдуард… — снова умоляюще просипела сквозь слёзы. — Перестань. Умоляю тебя…
Из последних сил я попыталась отползти от него к краю постели. Он тут же ухватил меня за ногу и дёрнул назад.
— Не нравится? — тяжело дыша, просипел он. — Мне тоже много чего не нравится, моя хорошая.
Пальцы его оказались на моём бедре. Я не сразу поняла, чего он хочет, и только когда подол юбки пополз вверх, до меня дошло. До сих пор мне было страшно, но теперь…
— Нет! — я попробовала оттолкнуть его, снова отползти.
Разрывая на мне одежду, он дёрнул меня на себя. Свитер задрался до груди, ладони его оказались на моём теле. Ничего не соображая, я уворачивалась от его губ.
— Не трогай меня! — зарычала я, глотая смешанные с кровью слёзы. — Ненавижу! Ненавижу тебя!
Тепло его дыхания вызывало тошноту, ногти мои впивались в его руки. И снова хлёсткий удар по лицу.
— Ненавижу! — захныкала, понимая, что всё тщетно.
Но сдаться… Позволить ему взять себя. Внутри меня проснулось что-то дикое, неконтролируемое. Я слышала, как лязгнул ремень его брюк, и звук этот лишил меня остатков разума.
— Иди сюда! — крикнул он, когда я, перевалившись через постель, оказалась с другой стороны. — Иди сюда, — угрожающе тихо.
Я помотала головой, дрожа всем телом. Меня колотило, в мыслях не было ничего, кроме красно-чёрного тумана. Разорванная юбка болталась на бёдрах, кожу жгло.
Медленно обойдя постель, Эдуард приблизился ко мне, загоняя в угол.
Я наткнулась на тумбочку, вжалась в неё.
— Ты — моя жена, — процедил он и схватил меня за свитер. Дёрнул на себя. — Ты — моя жена, — заорал, плюясь слюной.
— Не твоя! — истошно крикнула я в ответ. Пальцы его снова оказались у меня под юбкой. Схватив меня между ног, он крепко сжал, попробовал отодвинуть трусики.
Я выворачивалась, но снова очутилась на кровати. И снова он сверху.
— Моя! — зарычал, раздвигая мои ноги.
— Нет! — под рукой оказалось что-то твёрдое. Не разбирая, что это, я замахнулась. — Нет! Нет! — Один удар, второй. — Не твоя! — снова истошно, рыдая.
Он не отвечал.
Тяжёлый, лежал на мне и больше не шевелился. Я слышала шум собственного дыхания, пульс набатом бился в висках. Что-то тёплое потекло по моей шее…
— Эдуард… — сглотнув, просипела я. — Эдуард…
Лихорадочно вдохнув, я столкнула его с себя, и он, словно тяжёлый мешок, скатился с постели. Дотронувшись до шеи, я поняла, что тёплое — это кровь.
Не моя.
— Эдуард… — сглотнула и заставила себя сползти на пол. Толкнула бывшего мужа в плечо, потом снова.
— О Боже… — кое-как перевернув его, прошептала я. Боже…
Липкими пальцами попыталась нащупать вену на его шее.
— Эдуард! — всхлипнула и отпрянула.
— О, Господи… — прижала руку к губам, отползая всё дальше. — Господи…
