12 марта транссибирский экспресс привез его в Петроград. Он успел – прибыл в столицу одним из первых ссыльных большевиков и сразу направился к Аллилуевым.
Анна Аллилуева: «Все в том же костюме, косоворотке и в валенках, только лицо его стало значительно старше. Он смешно показывал в лицах ораторов, которые устраивали встречи на вокзалах. Он стал веселый».
«НЕЖНАЯ РЕВОЛЮЦИЯ»
Стояли мартовские дни, полные солнца. Солдатики, совершившие революцию, еще мирно сидели в петроградских кафе, и хозяева кормили их даром. Это были солдаты Петроградского гарнизона, те, кто под разными предлогами сумел остаться в столице и избежал фронта. «Беговые батальоны» – так презрительно называли их в действующей армии, ибо, когда их направляли на фронт, они бежали в первом же сражении. Они ненавидели войну и быстро стали находкой для революционной пропаганды. Теперь они чувствовали себя героями.
Интеллигенция была счастлива: отменена цензура, впервые – свобода слова. Политические партии росли как грибы. В театрах перед представлениями выходили знаменитые актрисы и, потрясая разорванными бутафорскими кандалами, символизирующими освобожденную Россию, пели «Марсельезу». Свобода, свобода! Петроградские улицы покрылись красным – красными бантами, красными флагами нескончаемых демонстраций. Все это напоминало о крови. Чернели только сожженные полицейские участки...
И солнце светило в те дни как-то особенно ярко. Даже свергнутая царица писала в своем письме отрекшемуся царю: «Какое яркое солнце...» Хотя уже тогда убивали: офицеров, полицейских... и в газетах было напечатано: «Убит тверской генерал-губернатор». (Впрочем, в той же газете объясняли: «Он был известный реакционер...»)
С каким интересом следил вчерашний ссыльный за событиями! Он понимал эту революционность столицы с ее интеллигентскими идеями, с гарнизоном, не желавшим идти на фронт... Но остальная Россия, Святая Русь, миллионы крестьян, которые еще вчера молились за царя – помазанника Божьего, – что скажут они?
И они сказали... «С какой легкостью деревня отказалась от царя... даже не верится, как пушинку сдули с рукава», – с изумлением писала в те дни газета «Русское слово».
Значит, правы были те, кто говорил о возможности переворота сверху? Значит, это верно: в стране рабов боятся силы и подчиняются силе... «Учимся понемногу, учимся».
Едва сошедши с поезда, туруханские ссыльные начали действовать. Ленин, Зиновьев и прочие лидеры большевиков были в эмиграции. Как и в 1905 году, они не готовили революцию, участия в ней не принимали. И теперь оказались отрезанными от России: как русские подданные, они не имели права проехать через сражавшуюся с Россией Германию и лихорадочно решали: что делать?
В Петрограде большевистскими организациями руководили молодые люди: уже знакомый нам Вячеслав Скрябин-Молотов и его сверстники, выходцы из рабочих – Шляпников и Залуцкий. Им удалось в начале марта наладить выпуск «Правды». Редакцию возглавил Молотов, с ним – «революционеры второго ранга». Еще недавно их заседания проходили по чердакам – теперь большевики реквизировали роскошный особняк балерины Кшесинской. Была в этом какая-то злая ирония: самая радикальная партия разместилась в скандальном «любовном гнездышке».
Коба и Каменев тотчас отправились в особняк. На заплеванной окурками, недавно роскошной лестнице – черные тужурки рабочих и серые солдатские шинели. В спальне стучали «ундервуды» – там работал секретариат партии...
Молодые петроградцы не проявили восторга по поводу появления туруханцев. Но те действовали жестко.
«В 17-м году Сталин и Каменев из редакции „Правды“ вышибли меня умелой рукой. Без излишнего шума, деликатно», – вспомнит эти дни девяностолетний Молотов. Опять наступило время бушующей толпы, время улицы, время ораторов. Весь этот период бывший поэт проведет редактором в «Правде».
Глава 6
ПАРТИЯ ВЕЛИКОГО ШАХМАТИСТА
ДЕБЮТ: ВСТРЕЧА С ВЛАСТЬЮ
Его статьи в «Правде» поразят историков странным забвением взглядов его учителя Ленина. Кобе явно нравится эта буржуазная революция, столь успешно перевернувшая его жизнь. Он славит Российскую социал-демократическую партию, совершенно забыв, что единой партии для последователя Ленина быть не может: есть два непримиримых врага – большевики и меньшевики. В то время как Шляпников и молодые петроградцы призывают к ленинским лозунгам – братанию на фронте, немедленному прекращению войны, – Коба пишет в «Правде»: «Лозунг „Долой войну!“ совершенно не пригоден ныне, как практический путь». Каменев идет дальше – призывает солдат «отвечать пулей на немецкую пулю».
Но Коба не только пишет. Вместе с Каменевым он поворачивает политику петроградских большевиков – начинает кампанию объединения большевиков с левым крылом меньшевиков. Кампанию, преступную для последователя Ленина!
Впоследствии Троцкий напишет о «растерянном Кобе, который в те дни следовал за Каменевым и повторял меньшевистские идеи». И Троцкий прав. Только он не понимает – почему.
Наряду с Временным правительством в Петрограде с начала революции установилась вторая власть – Совет рабочих и солдатских депутатов. Сам термин «Совет» очень удачно родился еще в революцию 1905 года. Слово уходило корнями в крестьянское сознание, в традицию русской соборности.
Пока Дума, захлестнутая революцией, пыталась предотвратить хаос, две революционные партии – эсеры и меньшевики – в казармах и на заводах быстро провели «летучие выборы» простым поднятием рук. Уже 27 февраля было объявлено о создании Петроградского Совета. В него вошли делегаты от рабочих и, что самое важное, от воинских частей. Руководили Советом, конечно, те, кто умело продирижировал выборами: революционная интеллигенция – эсеры и меньшевики. Теперь в Таврическом дворце, где заседала Дума, объявилась еще одна власть – Совет. Власть, опирающаяся на толпу.
При помощи солдатских депутатов Совет контролирует гарнизон. Он издает знаменитый «Приказ номер один»: в частях правят теперь солдатские комитеты, офицеры поставлены под контроль солдат. Это – конец дисциплины. Уже началась охота на офицеров...
Да, Совет – это сила. Он воистину делит власть со слабым Временным правительством – в его состав уже введен председатель Совета, эсер Александр Керенский.
Совет предложил новый обычай: полки приходят к Таврическому дворцу, где заседает Дума, формально – для выражения ей поддержки. Но уже 3 марта председателя Думы Михаила Родзянко едва не расстреляли пришедшие матросы. И Коба теперь каждый день мог наблюдать одну и ту же картину: перед дворцом яблоку негде упасть – толпа серой солдатни и черноватого рабочего люда. Грузовики, набитые солдатами и рабочими, режут толпу, торчат во все стороны штыки и красные флаги. Непрерывные крики, зажигательные речи... Из вестибюля дворца льется поток людей. Чтобы двигаться куда-то, надо в него включиться...
Растет, растет могущество Совета. Коба знает: это по решению Совета солдатики проводят обыски в квартирах бывших царских сановников – пока не без робости. И после обыска, смущаясь, просят на чай у обыскиваемого барина – Россия!
