Когда фонд Мартенса иссяк, тов. Гаммер спас бюро Мартенса от ликвидации, авансируя взаимообразно свои средства, в общем, он выложил до 50 000 долларов. После... когда России было необходимо приобрести машины для нефтяных промыслов, он одолжил на это 11 000 долларов. После основания Коминтерна он порвал с социалистической рабочей партией за ее двусмысленное отношение к Коминтерну... В 1919 году вместе с Ридом и др. положил начало коммунистическому движению в Америке. Помимо активного участия на съезде коммунистов, он щедро поддерживал партию деньгами, отдав ей на это дело более 250 000 долларов.
Американское правительство подозревало, что тов. Гаммер субсидирует советское бюро Мартенса и коммунистическое движение и искало предлог убрать его. Изгнать же его, американского гражданина с видным общественным положением, было невозможно... наконец, предлог представился. У него умерла пациентка, у которой он обязан был по техническим причинам произвести операцию аборта. За это уцепилось правительство – оно подговорило мужа умершей привлечь его к суду и заставило присяжных во что бы то ни стало вынести обвинительный приговор. В результате его приговорили к каторжной тюрьме на неопределенный срок от 3,5 до 15 лет. Это значит, что его могут освободить через год с лишним (он уже в тюрьме Синг-Синг около Нью-Йорка третий год, но и после этого правительство, придравшись к его вредному политическому поведению, может снова бросить его в тюрьму и держать там до конца 15 лет)... Будучи с сыновьями главным пайщиком большой фирмы... он стал из-за решетки направлять свою компанию на поддержку Советской России. Летом 1921 года он прислал в Москву своего сына Арманда, недавно кончившего врачом. Он секретарь их компании. Арманд Гаммер привез в подарок от отца сундук с полным комплектом хирургических инструментов для целого госпиталя, комплект представлял громадную денежную ценность. Идя по стопам отца, этот молодой человек, узнав, что в Москве затевают основать образцовый американский госпиталь на средства американских друзей Советской России, обязался поддержать это, дав 25 000 долларов. Объезжая в прошлом году уральские заводы, он видел, что хорошо оборудованные заводы стоят на мертвой точке за отсутствием хлеба для рабочих, и предложил, снесясь с отцом, доставить 1 млн. пудов хлеба в обмен на русские товары. Контракт был заключен через Внешторг, и одна партия хлеба прибыла (около 150 000 пудов), но произошла задержка, отчасти потому, что наша икра, которую они стали быстро продавать по 10 долларов за фунт, содержала, как показал анализ, недопустимое по американским законам количество предохранительных химикалиев... Ввиду грозившей конфискации русских товаров пришлось направить пароход сначала в канадский порт. Теперь найден путь безопасной доставки прямо на Соединенноштатский, более выгодный рынок...
Специально для разработки русских предприятий по почину молодого доктора Гаммера образована большая объединенная американская компания, в которую входят теперь большие финансовые тузы. Из всего указанного ясно, что в лице тт. Гаммеров и их компании мы имеем очень ценную для нас связь и что... в наших интересах устранить с их пути всякие препятствия".
В секретном донесении (оригинал написан на английском языке) ГПУ сообщает: «На обратном пути Гаммер по просьбе Коминтерна перевез и доставил коммунистической партии США 34 тыс. долларов наличными. В этот период правительство США ввело эмбарго на все экспортные поставки в Россию, и то, что Гаммеру удавалось ввозить хлеб и машины, было беспрецедентным».
БОЛЕЗНЬ ВОЖДЯ
Весь 1921 год Ленина мучают жестокие головные боли и неврастения. Коба советует ему поехать на солнечный Кавказ. Но Ленину, как всякому двигающемуся к смерти, тосклива сама мысль об усилиях путешествия: «Боюсь я дальней поездки, не вышло бы утомления, ерунды и сутолоки вместо лечения нервов».
Ленин все реже бывает в Кремле, все чаще под Москвой, в Горках – имении загадочно погибшего Саввы Морозова. Решено обратиться к врачам. Ленин не очень верит врачам-большевикам. Как-то он писал Горькому: «Врачи-товарищи в 99 случаях из ста – ослы». Лучшими врачами в прежней, уничтоженной им России считались немцы. И вот из капиталистической Германии зовут докторов поставить диагноз странному состоянию Вождя. Профессор Ф. Клемперер и его коллеги ничего особенно угрожающего не находят – лишь небольшую неврастению, а головные боли объясняют «наличием оставшихся после покушения пуль». Их вынимают, но облегчения нет...
Поместье Морозова не принесло Ленину счастья.
26 мая в Горках у него случился парез – неполный паралич правых конечностей и расстройство речи. Впоследствии он делился с Троцким: «Понимаете, ведь ни говорить, ни писать не мог, пришлось учиться заново».
Так начинается трагический период в жизни Ленина, его тщетная борьба с болезнью, которая продлится в общей сложности два с половиной года – до самой смерти.
В «Сообщении о болезни и смерти В.И. Ульянова-Ленина», опубликованном в «Правде», приводится длиннейший, в четыре десятка фамилий, список знаменитых русских и немецких врачей и младшего медицинского персонала, лечивших и консультировавших в этот период Ленина. Среди них – Ф. Клемперер, О. Ферстер, В. Осипов, Ф. Гетье, С. Доброгаев, опубликовавшие впоследствии свои воспоминания, и доктор В. Крамер, неизданные записки которого о болезни Ленина находятся в Архиве президента.
Есть известный рассказ, будто Коба, узнав об ударе, тотчас сказал: «Ленину капут». Это ложь, не мог он так сказать – верный Коба, осторожный Коба. Он никогда не спешил, не был опрометчив, но он, конечно же, понимал: смерть рядом с Вождем, и это может случиться в любую минуту. Всего пару лет назад смерть Ленина означала бы конец Кобы. Но теперь... Теперь он останется – с грозной силой, им созданной. Да, он сделал то, чего ни Свердлов, ни сам Ленин сделать не сумели, – управляемую партию. И если к этому прибавить послушное ГПУ...
Пока Ленин учится говорить, врачи бьются над точным диагнозом. Заговорили даже о наследственном сифилисе, поехали проверять в Астрахань, где жили предки Ленина, но ничего определенного не нашли. Между тем Ленин начал поправляться. Ему запрещено читать газеты, у него еще приступы, ему нельзя принимать посетителей... Но он уже требует к себе верного Кобу.
Весь июль, август и сентябрь Коба регулярно посещает Ленина в Горках. Больной чувствует себя все лучше и лучше, решает вырваться из-под опеки врачей и обращается к Кобе, потому что контроль за лечением Вождя осуществляет, как и положено, Генсек – верный Коба. В июле 1922 года Ленин пишет ему: «Врачи, видимо, создают легенду, которую нельзя оставить без опровержения. Они растерялись от сильного приступа в пятницу и сделали сугубую глупость: попытались запретить политические разговоры... Я чрезвычайно рассердился и отшил их. Я требую вас экстренно, чтобы успеть сказать на случай обострения болезни. Успею все сказать в 15 минут... Только дураки могут валить на „политические разговоры“. Если я когда и волнуюсь, то из-за отсутствия компетентных разговоров. Надеюсь, вы поймете это и дурака немецкого профессора... отошьете».
13 июля Коба – в Горках у Вождя.
Он сам шутливо опишет в «Правде» это идиллическое свидание. «Мне нельзя читать газеты, – иронически замечает Ленин, – мне нельзя говорить о политике, я старательно обхожу каждый клочок бумаги, валяющийся на столе, боясь, как бы он не оказался газетой...» Я хохочу и превозношу до небес дисциплинированность товарища Ленина. Тут же смеемся над врачами, которые не могут понять, что профессиональным политикам, получившим свидание, нельзя не говорить о политике..." Эта статья была частью идеологической акции, которую придумал находчивый Коба. Был выпущен специальный номер «Правды», который должен был поведать миру о том, что Вождь выздоровел. Там были его многочисленные фото, и в том числе фотография сидящих на лавочке Ленина и Кобы.
