Чешуя у неё видите ли. Причём фантомная, но фантом этот неплохо просматривается, если совместить драконье зрение с магическим.
Вот только если держать леди за руку, то в мозгах начинается удивительная чехарда!
Плеснув в бокал креплёного вина, я выдохнул и решил не торопиться. Всё, конечно, отвратительно, но паниковать ни к чему. Разберёмся. А пока мысли продолжают мерзко вальсировать, лучше отвлечься на что-нибудь более актуальное. Например, на полученный конфискат.
Сделав большой глоток, я открыл сейф и извлёк шесть замечательных предметов. Два футляра для очков, два для перчаток и две простенькие шкатулки для женских мелочей. Все предметы были снабжены магическими вензелями, замаскированными под обычные узоры.
Один из шести узоров тускло мерцал, что означало: в контрафактной почтовой шкатулке вот прямо сейчас находилось письмо.
Настроение моё сразу улучшилось! Губы растянулись в улыбке, однако открыть шкатулку вот так, с ходу, не удалось — она была индивидуальной, настроенной на определённую личность.
Пришлось взламывать. Без лишнего труда, фактически поигрывая сотканной из чистой силы спицей, я подкорректировал защиту изделия и достал сложенный в четверо лист.
Писала королева! Обожаемая мною тётушка Мелиса вопрошала: «Пенелопа, дорогая, почему не отвечаешь? Случилось что-то ещё?»
Я хмыкнул и пришёл к выводу, что день удался.
Подвинул лист бумаги, взял перо и написал…
«Ваше величество, добрый вечер!
Да, случилось! Дело в том, что мы наконец протёрли глаза и прочли памятку, которую нам выдавали перед поступлением, и в которой чётко обозначено, что личные средства связи в Высшей Военной школе запрещены.
Что вся переписка, вся корреспонденция, идут через централизованный пункт, а за остальное можно оказаться в большой немилости у лорда Эрвина.
Лорда мы, конечно, не боимся — он замечательный, нам лишь казалось, что ваш племянник тиран, — но рисковать не будем. Кстати, опять-таки протерев глаза, мы поняли, что Эрвин действительно очень хороший. Золото, а не директор. Бриллиант, а не дракон!
Это вторая причина, по которой мы, и лично я, отказываемся писать доносы. Шпионить за руководством родного учебного заведения в принципе не красиво, а доносить на такого изумительного директора как Эрвин — чистый стыд.
За сим прощаюсь, Ваше величество.
И искренне благодарю вас за заботу!
P.s. До нас дошёл слух, что вы запретили милашке-эр Форсу исключать нас до конца года, но вам ли не знать племянника? Мелиса, он временами совершенно психованный! Вытурит, невзирая на приказы, и глазом не моргнёт».
Я посмотрел на лист, широко улыбнулся, а потом взял другой и написал то же самое, но короче и без иронии. Ну разве что в паре мест чуть-чуть, самую малость, пошутил.
Отправил. Тут же откинулся на спинку кресла и снова задумался об Августе.
Что если мы неправильно определили жертву фанатиков из Мэр-Миза? Ведь фантомная чешуя и способность видеть Хранителей в непроявленном виде встречаются не многим чаще, чем гости из других миров.
Тот факт, что подобные способности открылись у леди, неприятен вдвойне, даже без учёта монахов. Он говорит о вероятной идеальной совместимости с драконьей сущностью — Августа наверняка обретёт вторую ипостась, если оставить леди здесь.
А слияние — это боль. Причём такая, что и врагу не пожелаешь, не то что хорошенькой девушке.
По уму я должен убрать Августу из школы. Передать её под крыло Сарраса, Рагара и спецслужб. Я обязан удалить леди эс Тирд от Источника, потому что…
Тут я поднялся, не выдержав эмоций.
Обязан. Но почему в сознании упорно стучится мысль о том, что леди можно подготовить? И позволить Августе самой решить, хочет она испытать эту боль или нет.
Августа
Утро встретило холодом и моросящим дождём. Мерзкие иголочки падали с неба, норовили забраться за ворот, но внимания на это никто не обращал.
Мы стояли на внутреннем полигоне, под прицелом внимательных глаз лорда Тринга, и мечтали… ну хотя бы выжить. Просто преподаватель по физической подготовке наобещал такого, что хотелось выть.
Он рассказывал о сложностях, которые нас ждут на тренировках, объясняя, что прошлое занятие было лишь вводным. При этом за спиной магистра маячило огромное поле с тремя полосами препятствий и высоким полупрозрачным куполом, который висел над четвёртой, новой полосой.
На этот купол мы смотрели с особым содроганием, а ещё принюхивались и понимали, что часть запахов магический барьер всё же пропускает. Пахло, мягко говоря, отвратительно! Страшно вообразить, какая вонь внутри.
На новую полосу косились не только девчонки, а вообще все, и лорд Тринг не выдержал:
— Что? Хотите экскурсию? — он широко и пугающе улыбнулся.
Шеренга первокурсников дрогнула и слаженно отступила.
— М-да, — протянул Тринг. — За единодушие, конечно, хвалю, но в остальном это нарушение. Господа птенцы, первое замечание! Ещё два, и устрою вам весёлую жизнь.
Мы не очень-то поняли, и весь ряд заволновался, а наш староста прогорланил:
— Лорд преподаватель, разрешите обратиться!
Тринг разрешил, и Нейтон попросил пояснить правила. Первое замечание было коллективным, а что с остальными? Достаточно провиниться кому-то одному или именно всем?
Тут мужская часть первого курса дружно посмотрела в сторону леди, а мы так обиделись, что встали ровнее прежнего. При этом выдающийся бюст Дорины стал ещё заметнее, а выражением лица Миоль можно было сквашивать молоко.
— Кхм, — прокашлялся Тринг. Пусть на миг, но он зацепился за бюст, а потом заметил кислую Миоль и отвернулся. — Хорошее любопытство, кадет. Правильное.
Тринг рассказал, что провиниться достаточно одному. Что он не потерпит на своих занятиях безалаберности, лени, неподчинения, а также личных разборок вне соревнований. А страдать в случае вопиющего поведения будут все.
— Угадаете, как мы теперь наказываем штрафников на полигоне? — хмыкнул преподаватель.
Все снова покосились на купол, под которым прятались рвы с незастывающим помётом нэ-ригов. Только главная преподавательская подлость заключалась в другом…
Как позже шепнули старшекурсники, на выходе с полосы стояли душевые, воду в которых иногда отключали. Вот это и было самой злой преподавательской шуткой! Мне показалось, что знаю, кто придумал так «шутить».
Но пока мы стояли и слушали про штрафы, которые сгорали в конце занятия, а потом получили приказ:
— Ну что, к полосе, девочки?
Тут Тринг опомнился и, сплюнув пробормотал, что «среди нас же и впрямь девочки». После чего указал на самую обычную, не «помётную» полосу.
