Полина смотрит на него с недоверием:
— А я не слишком маленькая для этого?
Я прячу улыбку, Роберт же громко смеется. Ох уж эти детские перлы. Каждый раз думаю завести блокнот, чтобы лет через десять-пятнадцать перечитывать и умиляться.
— Ты же вон какая умница. Конечно не рано.
— А я купальник не взяла, — сокрушается она через паузу. — Без купальника я не смогу плавать.
И тут меня осеняет. Так вот от кого в ней эта непримиримость к наготе! От Роберта с его «дочь не должна видеть меня в трусах». Пока девочки ее возраста щеголяли на пляже в одних плавках, а многие и без, Полина требовала купальник. И это в два-то года!
— Завтра купим. Даже несколько.
— Хочу с зайчиками! — тут же пищит она, возбужденно заерзав. — И с кошечками тоже.
Покачав головой, я смотрю на нее с укоризной. А ну-ка не лишкуй.
— Ладно не надо, — картинно вздыхает дочка. — А то мама уже меня ругает.
И пока я пытаюсь оправиться от такого вероломства, мечет в меня озорной взгляд. Вот лиса… Я же говорю — сразу чует чужие слабые места.
— Мама просто шутит, — глаза Роберта в зеркале заднего вида находят мои. — Конечно купим несколько купальников. И тебе и ей.
— А мне-то зачем? — изумляюсь я.
— Так ты тоже окунешься, — отвечает он, оскалившись. — Жаль, что тебя не нужно плавать учить.
Я отворачиваюсь к окну, пряча улыбку. Вот что за человек? Даже при дочери не смущается клинья ко мне подбивать.
……..
— Боже, неужели приехали? — постанываю я, разминая затекшие ноги. — Не меньше двух часов тащились.
— Это Москва, детка, — ухмыляется Роберт, подхватывая на руки сонную Полинку. В машине ее укачивает совсем как меня, да и время уже совсем позднее — начало одиннадцатого.
Остановившись у подъездной двери, я глубоко вдыхаю. Ночной воздух здесь пахнет по-другому: он влажный и заряжен энергией мегаполиса. Пока не могу понять, нравится ли мне Москва. Скорее нет, чем да. Да, огромные проспекты, куча исторических зданий и несоразмерный Иркутску масштаб, но… Эти пробки, суета, огромные расстояния, шумное метро. Не представляю, как в этом можно обжиться.
— Заходим? — Роберт прикладывает к замку ключ домофона и пропускает меня вперед. — Полинку наверное сразу нужно спать укладывать.
Я беззвучно усмехаюсь. То же мне, Капитан Очевидность.
Не успев сориентироваться в кулуарах его многокомнатной квартиры, я робко вышагиваю позади, пока Роберт несет Польку в нашу временную комнату.
— С каждым разом все лучше и лучше, — хвалю, после того как он ловко избавляет ее от сандалий и укладывает под одеяло. Сарафан на ней легкий и хлопковый, так что вполне сойдет за пижаму.
— То ли еще будет, — подмигивает он, останавливаясь в дверях.
Стоит и никуда не уходит. Разглядывает. Я тоже стою: кусаю губу и неловко переминаюсь с ноги на ногу.
— Ждешь пожеланий спокойной ночи? — не выдержав, издаю дурацкий кряхтящий смешок, с головой выдающий мое смущение. А чтобы сгладить его, решительно шагаю вперед и чмокаю Роберта в щеку. Чтобы не думал, что я нервничаю или испугалась. — Спокойной ночи.
— Спокойной, — глухо отвечает он и бесшумно выходит за дверь.
Я остаюсь стоять в темноте, нарушаемой лишь светом тусклой луны из окна. А сердце оказывается так сильно стучит — только в тишине стало понятно. Ну вот что ты за дурочка Рада? С чего так разволновалась?
Поправив одеяло на Полинкином плече, берусь за пуговицы на рубашке. Расстегиваю одну, вздыхаю и иду к окну, чтобы запахнуть штору. Надо бы поскорее лечь спать. Завтра предстоит насыщенный день: нужно показать Полинке центр Москвы, поесть мороженого, а еще прогуляться по магазинам, как я обещала.
Едва слышный стук заставляет меня резко повернуться к двери. По рукам и ногам разбегается горячее покалывание. Мне ведь не показалось? Правда же стучали?
Когда в зазоре появляется голова Роберта, понимаю, что да, не показалось.
— Снежок, — произносит он шепотом. — Выйдешь на пару слов?
Затаив дыхание, я иду к нему. В голове проносится десяток вопросов, но не задерживается ни один. Сейчас все узнаю.
От света потолочных ламп, ударившего в глаза, непроизвольно моргаю. Следом вспоминаю о лишней расстегнутой пуговице и быстро складываю на груди руки, прикрываясь.
— Слушаю. Что ты хотел?
Роберт подходит вплотную и прижимает меня к себе, так что локти упираются ему в ребра. Его голос хрипловатый, тягуче низкий.
— Тебя, Снежок. Вот уже две недели с лишним недели как ненормальный хочу тебя.
41
— Ты чего, а… — бормочу я, отводя взгляд. Пульс скачет галопом, а рубашка неожиданно становится тесной.
— А чего я? — ладони Роберта перемещаются ниже моей талии, поглаживают.
Даже если бы он не произнес свою предпоследнюю фразу, я бы и так все поняла. От его тела, взгляда и участившегося дыхания исходит такое нетерпение, что кажется, дай я хоть малейший сигнал в ответ — прижмет меня к стене или повалит на пол.
— Полинка спит, — не поднимая глаз, я киваю в сторону двери слева. Если подниму — то он сразу все поймет. Что упертые ему в грудь локти и неуверенные протесты — это вранье, тогда как на деле я так сильно хочу всего этого. Больше его рук, больше притязаний, больше этого напряженного дыхания и ощущения того, что я слабая хрупкая женщина, от которой сейчас совсем ничего не зависит.
И Роберт не разочаровывает: прижимает сильнее и жадно находит мой рот своим. У него шершавый подбородок, и он пахнет тем самым воздухом, который я недавно вдыхала, пытаясь распознать вкус Москвы. Я соврала, что столица мне не нравится. Сейчас ее запах сводит меня с ума.
Сдавшись в ту же секунду, я разжимаю локти и крепко обнимаю его шею. Так крепко, как слабая хрупкая женщина не должна уметь. Ну и наплевать. Я ведь тоже все эти чертовы две недели только о нем и думала. Злилась на себя за то, что попалась совсем как та неразумная девятнадцатилетка, и что никак, никак не могу выкинуть его из головы.
— Шею мне сломаешь, — тихо бормочет Роберт, но на мою попытку убрать руки, ловит их и снова прижимает к себе. Куда собралась? Продолжай.
— Ты уж определись, — выдыхаю я ему в губы и, лизнув их, снова целую.
И пусть наша близость случилась на отдыхе, сейчас у меня есть полное ощущение, что я нахожусь на первом «взрослом» свидании. Незнакомая квартира, волнение, трепет и сильнейшее всепоглощающее желание… С парнем, обнимающим меня, я переписывалась почти две недели, и ради меня он совершил один из самых романтичных поступков из возможных: сел в самолет и пролетел шесть часов, бросив все свои дела. Ладно, пусть не только ради меня, но еще ради нашей общей дочери, но сейчас я предпочитаю эгоистично вычеркнуть Полинку из этого идеального уравнения. У меня ведь тут первое свидание, в конце концов. Откуда так рано взяться детям?
