— А мы куда-то еще пойдем?
Сразу подобралась, в глазах горит азарт. Неугомонная маленькая юла. А ведь два с лишним часа проторчала на каруселях.
— Думаю, сегодня уже нет. Можно выбрать какой-нибудь мультфильм на твой вкус и заказать пиццу.
Слова «мультфильм» и «пицца» работают безотказно. Пискнув «Ура!», Полинка разваливается в детском кресле и, постукивая пяткой в мое сиденье, начинает обсуждать предстоящие планы.
— Я бы хотела посмотреть про поющих зверушек. Хотя есть еще один мультик про драконов, который я не успела посмотреть в кино. А пиццу мы какую закажем? Я не люблю с грибами… Они такие склизкие как червяки… А в Москве есть пицца с сосисками? А еще мы с мамой один раз пробовали с грушей… Тоже вкусная.
Своим постоянным присутствием дочка открыла мне дверь в совершенно новый мир. Мир куда более простой и понятный, чем тот, в котором я привык жить, и окрашенный только в солнечные цвета. В нем всегда царит радость.
Во взрослом мире действуют другие, более циничные законы. В нем мы привыкли любить друг друга за что-то: за близость интересов, за красивые черты, за эмоциональный комфорт, за умение заботится, за чувство надежности, за умение слышать и понимать. А рядом с дочкой я осознал, что бывает по-другому. Родительство — это наверное единственный способ испытать ту самую безусловную любовь: когда любишь без всякий заслуг и условий, просто потому что этот человек есть. Сидит рядом, улыбается своей щербатой детской улыбкой и без умолку болтает о пицце. Дети посланы для того, чтобы научить нас той самой, единственно правильной любви.
— Рада, что скажешь?
Я нарочно делаю вид, что не замечаю ее отстраненности, чтобы дать ей возможность переварить внутренний конфликт и безболезненно вернуться к разговору, Супружеская жизнь с Элей показала, что это самый действенный способ общения при отсутствии видимых причин для ссоры. Причин чувствовать себя виноватым я не нашел, так что есть смысл дать ей время.
Когда-то я с регулярностью совершал эту ошибку: пытался погрузиться в богатый внутренний мир Элиных переживаний, и в итоге каждый раз зарабатывал себе головную боль. Стоило ей увидеть мою готовность поучаствовать в ее эмоциональном конфликте, как на меня выливалась куча неожиданностей: там я не так выразился, здесь мог бы быть внимательнее, а тут, выясняется, жена не приветствует вот это. И чем больше она говорила, тем эмоциональнее и смехотворнее становились обвинения, и тем громче звучал посыл: «Ты должен над собой поработать». Работы у меня было навалом и без этого, и чтобы лишний раз не трепать себе нервы, я попросту перестал лезть туда, где по-моему мнению, ничего не могу изменить. Ломать себя через колено во имя внутреннего конфликта другого человека не в моих правилах. Я был достаточно хорош, когда мы женились, и вряд ли что-то сильно изменилось спустя пару месяцев.
— Я не против, — сухо отвечает Рада, не переставая смотреть в окно.
Я крепче сжимаю руль и глубоко вздыхаю. Ладно. Еще немного подождем.
47
Солнечный свет бьет из кухонного окна так старательно, что мне приходится зажмуриться и прикрыть глаза рукой. В Москве даже солнце особенно ядреное: светит так будто мечтает ослепить.
— Доброе утро, Рада. Как спала? — Роберт, стоящий возле кофемашины, поворачивается ко мне. На губах сияет неизменная улыбка, но взгляд настороженный.
— Доброе, — еле слышно сиплю я. — Спала хорошо, спасибо.
Усаживаюсь за стол и, поджав босые ступни, начинаю крутить в руках солонку. Для чего — понятия не имею. Просто я не знаю, как себя вести после того, как дулась на него весь прошлый вечер, демонстративно отказалась от пиццы и ушла спать на середине мультфильма. Вот зря говорят — утро вечера мудренее. Лично я этим утром ощущаю себя полной идиоткой.
— Сегодня у тебя получше настроение? — интересуется он и указывает глазами на стоящую перед ним чашку. — Кофе сделать?
— Сделай, — великодушно соглашаюсь я, думая о том, что нельзя быть таким… Идеальным. Внушает неидеальным окружающим вроде меня всякие комплексы.
Кухня оглашается жужжанием перемалываемых зерен и через минуту передо мной опускается кружка американо.
Ха, — мысленно иронизирую я, подтягивая ее к себе. — И не такой уж ты и идеальный. Забыл, что я пью с молоком.
— Сливки тебе подойдут? — будто в насмешку моим черным мыслям спрашивает Роб, открывая дверь холодильника. — Молока нет.
Я глубоко вздыхаю. Полное фиаско. Это утро окончательно продемонстрировало, кто есть кто. Мне досталась роль неуравновешенной ревнивой истерички с глубоким комплексом неполноценности, а Роберту, как назло, — абсолютно здоровая личность в печатью английского джентельменства.
Залив сливки в кофе, я сжимаю кружку двумя руками и сосредоточенно пью. Сейчас это мой единственный способ спастись от насмешливого взгляда напротив. Жаль только, что кофе рано или поздно кончится.
— Хватит так на меня смотреть, — буркаю я, поднимая глаза ровно настолько, чтобы коснуться подбородка Роберта.
— Нельзя? — без всякой насмешки уточняет он. — Я любуюсь. Милая такая спросонья.
Я сражаюсь с улыбкой в течение нескольких секунд и проигрываю — она неумолимо растягивает уголки губ, вылетая с кряхтящим смешком.
— Да-да, утром я несравнимо хороша.
— Так и есть. Полинка спит?
— Да. Мультики и пицца изрядно ее умотали.
— И не ее одну, — скалится Роберт, очевидно почувствовав, что я наконец расслабилась. — Когда положил ее рядом с тобой, ты даже не пошевелилась.
Почему-то новость о том, что Роберт видел меня спящей, вызывает во мне всплеск нервозности. Словно меня застали врасплох. В голову сразу лезут идиотские вопросы: а не храпела ли я, и не слишком ли смешной была моя поза?
Боже, да что со мной такое? Ведь еще совсем недавно нормальным человеком была.
— Воды себе налью, — бормочу я, поднимаясь. — От кофе рот слипся.
Подойдя к умывальнику, я подставляю стакан под струю и жду, пока фильтрованная вода его наполнит. Рот у меня не слипся и пить я не хочу. Просто мне нужно еще немного времени, чтобы перестать вести так глупо.
Выключив кран, тяну стакан ко рту и вздрагиваю. Роберт мягко обнимает меня сзади и кладет подбородок на плечо. По телу прокатывается волна чего-то радостного, горячего, что даже пальцы начинают дрожать и покалывать.
— Ты чего это? — хриплю я, машинально грохая стеклом о столешницу.
— Не нравится?
Я молчу, потому что не могу так запросто признать вслух, что мне еще как нравится. Что все идиотские мысли, мучившие меня, за секунду вылетели из головы, уступив место необъяснимой эйфории. И нет, Роберт все же далеко не идеальный. Идеальный обнял бы меня еще вчера, вместо того, чтобы настойчиво задавать дурацкие вопросы.
