— Я рассчитывала, что ты будешь более разговорчив с девушкой на входе, — иронизирую я, когда нас усаживают за большим столом по центру. — Вечерами здесь почти не бывает свободных мест, и нам с Полиной не помешали бы связи.
— Используешь мое несравненное обаяние в корыстных целях? — скалится Роберт и с уже в следующую секунду становится серьезным: — Тебя же смущала моя любезность. Решил быть сдержаннее.
Над солнечным сплетением тепло екает. Помнит о моих переживаниях? Принял во внимание? Ради меня?
— Мы же вроде бы прояснили этот момент, — стараясь не звучать взволнованно, говорю я, приглаживая скатерть. — Твое джентльменство, как выясняется, очень нам на руку. Вон какой большущий стол выдали. Обычно мы с Полей ютимся под лестницей.
Произнеся это, понимаю, что нисколько не кривлю душой и повсеместное внимание к нему меня действительно не трогает. Ночной разговор вселил в меня окончательную уверенность, что между нами все серьезно. Приоткрыв Роберту правду о времени, проведенном без него и может быть впервые в жизни позволив себе быть уязвимой, я будто бы освободилась. Происходящее действительно серьезно для нас обоих. Я до сих чувствую беспорядочные поцелуи на лице и слышу обещания никогда не оставлять и заботиться. Когда я позволила Роберту увидеть другую часть себя, он сделал для меня то же самое.
— Я буду пиццу с сосисками, сок и молочный коктейль, — водя пальчиком по картинкам меню, диктует Полина. — Вы с папой можете заказать себе пиццу с малиной. Я потом у вас попробую.
Всякий раз, когда она называет Роберта папой, его лицо приобретает выражение умиления, неверия и радости. Думаю, так будет происходить до тех пор, пока он окончательно не обживется в своем официальном статусе отца. И я снова восхищена Полиной: тем, как стойко она держалась, не желая преждевременно одаривать его этим высоким званием, и тем с какой непринужденностью делает это сейчас. Вот уж у кого в будущем не возникнет проблем с целями и умением их добиваться.
Роберт в очередной раз идет на поводу у хотелок Полины, заказывая странную пиццу с малиной, к которой никто из нас не притрагивается, и еще половину из меню. Мне даже хочется отругать его за подобную расточительность, сказав, что ему больше не нужно никого впечатлять. Уже впечатлил так, что ни меня, ни Полинку не оторвешь. И еще после того, как мы с Робертом прояснили отношения, мне стало хотеться экономить его деньги. Вот что значит почувствовать мужчину своим.
— А ты насколько к нам приехал? — спрашивает Полина, сама того не ведая, озвучивая вопрос, который я никак не решаюсь задать.
Серьезность намерений друг к другу мы допустим обсудили, но как будут выглядеть наши отношения с учетом имеющегося расстояния — нет. А я не люблю спрашивать о том, на что не имею предположительного ответа. Потому что заставлять Роберта мотаться к нам по несколько раз в месяц — сущее издевательство, как впрочем и настаивать на его переезде в Иркутск. Да, я не слишком люблю Москву, но надо быть реалистом: после столицы в нашем городе ему будет тесно.
— До конца недели, — отвечает Роберт и, ласково проведя ладонью по волосам дочки, устремляет взгляд на меня.
Я неосознанно подбираюсь, потому что чувствую: сейчас прозвучит что-то важное.
— Нам надо съезжаться, Рада, — с нажимом продолжает он. — Ты про отношения на расстоянии, помню, говорила, что не рассматриваешь. Я тоже не рассматриваю. Тем более при наличии такой принцессы… — Он снова гладит Полинку по голове и передергивает плечами, будто немного нервничает. — Я хочу, чтобы вы ко мне переехали. В Москву. Почему не я должен переехать в Иркутск могу пояснить — у меня на этот счет масса аргументов есть. И не потому что я эгоист и ты под меня обязана подстроиться. Не поэтому. Во-первых, нужно подумать о Полинкином образовании… Ей ведь в школу поступать в этом году…
— А во-вторых, у тебя в Москве бизнес и отец-инвалид, — подсказываю я, старательно не выдавая растущее ликование. Не факту наличия отца инвалида, а прозвучавшей волшебной фразе: «нам надо съехаться». Потому что это и оказалось ответом, который я никак не могла найти.
На лице Роберта появляется выражение удивления, которое сменяется облегчением.
— Верно, — с запинкой подтверждает он, кивнув. — Дистанционно вести дела очень сложно. Про важность денег тебе, думаю, объяснять не нужно.
Мне даже хочется заулыбаться той серьезности, с которой он подошел к этому разговору. Рассчитывал, что я непременно начну с ним спорить? Да с чего бы это?
— Просто однажды у нас была беседа о переезде, если ты помнишь… — осторожно напоминает он, указывая глазами на Полю, которая, притихнув, слушает наш разговор.
Ах, вот о чем речь. Ну то было другое. Тогда Роберт ничего не предлагал, кроме сомнительной перспективы жить по соседству с ним и Аней, мечтавшей выцарапать мне глаза. Просыпаться с ним в одной постели и растить вместе дочь — куда более заманчивое предложение. Оно пахнет счастьем. Работа… Она меня не держит. Я ее люблю, но не настолько, чтобы отказаться от всего, что сулит мне будущее. Родители… Я буду их навещать и каждый день звонить. Пробки и душный московский воздух — ерунда. Я привыкла к ним на третий день.
— Мне нужно это обдумать, — сдержанно говорю я, не желая озвучивать свое моментальное согласие. Я же женщина в конце концов. Мне нужно поломаться.
— Я буду на тебя давить, — усмехается Роберт. — Чтобы быстрее решалась. А то стоило только уехать, какой-то модник на тебя глаз положил.
У меня розовеют щеки. Это он про Алана? Ревнует? А я подумала, что он не обратил на него особого внимания.
— Никто на меня глаз не положил… — бормочу.
— А для чего улыбался так многозначительно?
— Я тоже это заметила, — встревает Полина. — Улыбался во весь рот.
— Ничего вы не понимаете, — отмахиваюсь я, отчего-то испытывая необъяснимую радость. Сердце колотится и хочется улыбаться. Неужели и правда ревнует? — У Алана вообще история интересная. Знаете почему он в Иркутск приехал? Из-за девушки из снов.
— Ну давай, послушаем, что ли, что он наплел маме? — ухмыляется Роберт, приобняв Полинку.
— Ладно уж, давай послушаем, — подыгрывает она, разваливаясь в кресле в точности как он.
— Ой, такие вы противные! — фыркаю я, от волнения и избытка чувств сгребая с тарелки кусок дурацкой пиццы с малиной. — У парня история как из кино, а вы издеваетесь.
Говорят, что счастье — это коллекция моментов. И вот этот — где я жую остывший кусок теста, пока эти двое, сидя в обнимку, подначивают меня, один их самых ярких. До бешеного стука сердца, преисполненного благодарностью за возможность это переживать, до улыбки, рожденной изнутри, до влажного зуда в глазах. Я ведь даже предположить не могла, что так будет. Что наша не идеально начавшаяся история получит свое решительное и счастливое «Да».
66
Москва. Сколько-то месяцев спустя
