— Браво, Наташа! — неизвестно чему обрадовался король, и тут же спросил: — Вам не холодно?
Мы отрицательно покачали головами, думая только об одном — как попасть в замок?
— Госпожа маг сдастся быстро, — уверенно заявил его величество, довольно потирая руки. — Икота очень мучительна.
И тут до меня дошло… Чёрт! Ведь я слово себе дала, и всё равно не сдержалась. С другой стороны, бабушка Патрика сама виновата. Должна была догадаться, что мы волнуемся, и рано или поздно предпримем попытки узнать, в чём дело. Пусть скажет спасибо, что под язык не подвернулось что-нибудь похуже…
Темнота окутывала нас все плотнее, и когда мы уже совсем отчаялись, раздался знакомый голос:
— Захо… ик… дите… ик, гости дорогие!
27-2
Старый замок обрадовался гостям. Нас, замёрзших, овеяло теплом, едва скрипнули тяжёлые ворота.
— Надо же… ик! Сни…ик! Сними!
Легко сказать — сними. Я зажмурилась, сконцентрировавшись на жгучем желании освободить несчастную, но…
Ну же, колдовство! Давай, снимайся!
Стыда от содеянного я не испытывала вовсе, лишь злость от того, что моё собственное колдовство по-прежнему не слушается. Я ведь давно в королевстве. У меня своя земля. Волшебная! Я… я — невеста его величества! А снять икоту не могу. Как так-то?
— Сперва объяснитесь, — строго приказал Стефан, нахмурившись. — Что происходит?
— Где Патрик? — зазвенел голос Златы. — Вы его удерживаете? В плену?!
— Всё лучше, чем в обносках голодным по улицам бегать! — Возмутилась колдунья, на время забыв о проклятом недуге (или у меня получилось?).
— Ик! — Бабушка Патрика возмущённо уставилась на меня, убив последнюю надежду на то, что я всё же сняла икоту силой искреннего желания.
Увы, ничего не вышло. Опять. С другой стороны, поделом, потому как не дело это клеветать на наше королевство! Голодным Патрик не был, а в обносках ходил исключительно в знак протеста и по собственному желанию, расстраивая матушку Мю.
— Где мальчик? — Спокойно повторил король. — Мы желаем убедиться, что с ним всё в порядке.
Вот оно, умение вести длительные переговоры с упрямым противником! Вот у кого надо учиться выдержке и хладнокровию! Хорошо, что я выхожу замуж за короля Стефана. Может, со временем научусь так же? Говорят, же: «муж и жена — одна сатана…».
— Он спит… ик! — заявила хозяйка.
Неожиданно замок содрогнулся — я, Злата, и король чудом устояли на ногах, хозяйка же кубарем покатилась с лестницы. Если бы Стефан, обернувшись грачом не ринулся следом, успев подхватить, случилось бы непоправимое.
— Что происходит?! — зарычал разгневанный король.
Мы со Златой, переглянувшись, сорвались с места и нырнули в темноту входа. Хватит препираться, проблему это не решает, да и сил терпеть больше нет. С Патриком что-то не так, это ясно как день, слишком виновато бегают глаза его икающей родственницы!
Мы неслись по тёмным коридорам вслед за вспыхивающими вдоль стен факелами — замок вёл, признав молодого хозяина, взбунтовавшись против колдуньи.
— Патрик! — выдохнула Злата, остановившись.
Я едва не налетела на неё, но что она там увидела, за огромными, тяжёлыми резными дверьми, так и не узнала. Принцесса щёлкнула пальцами — дверь захлопнулась. От тяжёлого, сладкого запаха кружилась голова, а из щелей просачивались искрящиеся в свете факелов золотые пылинки…
— Что это?
— Сонная пыльца! — с отчаянием крикнула девчонка, сжав кулаки и топнув ногой. — Старая мерзкая старуха. Она и правда его усыпила!
— Успокойся, — я обняла Злату за плечи, прижав к себе. — Она хотела, как лучше. Она тоже любит его, пойми. Столько лет не знать, жив ли твой собственный внук, пережить смерть единственной дочери… Только представь, как сильно она страдала. Дыши. Дыши глубоко, выдыхай медленно. Расскажи — что за пыльца?
— Сонная пыльца. Вреда не приносит, если, конечно, не остаться в поле золотых цветов навсегда. Ни маг, ни ведьма, ни человек не в силах противостоять им.
— А птицы? — вдруг спросила я.
— Птицы… Птицы! — Злата, обняв меня, бросилась к двери. — Отвернитесь! Закройте лицо!
Я прикрыла нос и рот полой плаща, успев заметить, как крошечная бесстрашная синичка исчезает в клубах золотой пыли.
Сзади раздались торопливые шаги.
— Ик! Ик!
— Что происходит! Наташа? Где моя дочь?
— Зато мой внук в безопасности! Ик…
— Золотая пыльца? — король взмахнул рукой — пыль рассеялась, запах стал не таким сильным, и я смогла разглядеть, как там, за распахнутой дверью спальни, изо всех сил работая крыльями, синичка тащит в клюве сияющий золотом цветок, пытаясь добраться до окна.
— Вас история с его родителями ничему не научила? Захотят добраться — найдут, а он даже не сможет удрать, и всё благодаря вашей «помощи»! — бросил король, обернулся и полетел помогать Злате.
Король с дочерью вылетели в окно, чтобы выбросить цветок подальше от замка. Выждав несколько минут и закрыв лицо тканью, я прошла в спальню. Распахнула все окна, затем, сев на краешек роскошной кровати, склонилась над сыном. Бледное, восковое, безжизненное лицо мальчика утопало в шёлковых подушках. Интересно, видел ли он сны всё это время? Я не удержалась, наклонилась и поцеловала холодную щёку.
— Мама?
Всхлипнув, я прижала сына к себе. В окно влетели синица и грач. Сделав круг над нами, король и принцесса обернулись.
— Златка?
— Патрик! Мы тебя нашли! Тебя околдовали — сонная пыльца золотых цветов.
— Бабушка?! — взгляд принца наконец стал осмысленным. — Что всё это значит?!
— Ты хотел уйти.
Старая колдунья, бессильно уронив руки смотрела на внука, не решаясь подойти.
— Конечно, хотел! За меня волновались. Я обещал отвести приютскую малышню на рыночную площадь, в таверне дел — выше крыши. Я никогда не обещал, что останусь в этом замке навечно.
— Прости.
— Простить?
Патрик решительно направился к дверям, и я поняла — если сейчас он поддастся эмоциям, потом, возможно, будет жалеть об этом всю свою жизнь.
— Стой! — я загородила дорогу. — Подожди.
Сын поднял голову, на ресницах дрожали слезы.
— Это предательство. Я же ей поверил.
— Он прав. Я все испортила… Ик!
— Пожалуйста, послушай, — я взяла его лицо в свои ладони, стараясь отдать всё тепло, всю любовь, всю силу, — послушай меня. Вы оба — живы. Ты злишься, это правильно, но ты можешь простить свою исстрадавшуюся бабку за то, что она едва не обезумела от страха за твою жизнь. Её простить ты можешь, а поговорить со своими родителями — уже нет. Понимаешь?
