НАТАША. Я не боюсь.
КАРЦЕВ. Боишься. Тогда ты тоже боялась. Я помню, как мы с тобой тогда горели… над степью… Ты ужасно боялась - и никто этого не заметил. Ты улыбалась - ты умеешь скрывать страх. Ты - "молоток".
НАТАША. "Молотки" пошли. Сплошной Аэрофлот.
КАРЦЕВ. И еще я тебя любил за то, что ты была… Когда при тебе говорили гадости, ты уходила и ревела. Как же ты…
НАТАША. Не надо. Ты ведь ничего не знаешь, Левочка.
КАРЦЕВ. Сент-Экзюпери - человек. Ты его почитай… Прости, я хотел совсем по-другому.
НАТАША. Знаю.
КАРЦЕВ (вдруг резко). Слушай! Все ясно! Только одного я не понимаю: какого дьявола ты посылала мне поздравления на каждый праздник?! Какого дьявола…
НАТАША. Не надо ругаться. Ну почему все надо понимать наоборот. Просто всем знакомым на праздники я посылаю открыточки. Людям приятно, когда о них помнят. В жизни не так уж много тепла. Вот в прошлый Новый год я послала девяносто две открытки.
КАРЦЕВ. Восторженная дуреха!
НАТАША. Не надо. Если у меня есть друг на свете, то это, наверное, - ты.
КАРЦЕВ. А когда-нибудь, не сейчас…
НАТАША. Не надо!
КАРЦЕВ. Значит, в следующий раз ты полетишь на спецрейсах?
НАТАША. Ага.
КАРЦЕВ. Ну, прощай, Наташка. (Пошел к дверям, вдруг повернулся.) Наташка, поцелуй меня на прощанье… сама.
НАТАША. Поцеловать, да?
КАРЦЕВ. Да… Только в губы.
НАТАША. В губы?
КАРЦЕВ. Не бойся.
НАТАША. Я не боюсь. (Подходит, целует его.) Какой ты смешной товарищ.
КАРЦЕВ. Все-таки ты лучшая девушка Москвы и Московской области.
НАТАША. Я тебя прошу, будь с ней (кивает на кровать, где спит Ира) человеком.
Понимаешь, Левушка, что бы ни случилось, главное - уметь остаться человеком.
КАРЦЕВ (помолчав). А Экзюпери я тебе подарю. (Уходит.) ИРА садится на кровати.
НАТАША. Ты не спала?
ИРА. Нет, я не спала.
НАТАША. Это даже хорошо.
ИРА. Да, это хорошо! Ты лучшая! Московской области! А ну-ка, идем, идем к зеркалу! (Лихорадочно.) Сними каблуки.
НАТАША подходит к зеркалу, покорно снимает туфли. (Надевает их.) Вот я уже такого роста, как ты, или даже чуть выше!
Она не доходит на каблуках даже до виска Наташи.
НАТАША. Да, чуть выше, Мышь.
ИРА. И лицо у меня… Какое у меня лицо, разбирай меня!
НАТАША. У тебя удивительное лицо.
ИРА. Красивое!
НАТАША. Больше чем красивое. У тебя родное лицо, Мышь. И ноги у тебя отличные.
ИРА. Талия у меня сорок восемь! А ты туфли всегда кособочишь! Лицо у тебя - глупое! И мать тебя выгнала! И дома ты не ночуешь! Так почему же?!
НАТАША. Ну зачем… Мышка?
ИРА. И всегда ты смеешься. А я знаю, отчего ты всегда смеешься. Все знаю. (Торжествующе.) Потому что, если ты перестанешь смеяться… ты задумаешься над своей жизнью! И тогда ты умрешь! И я не позволяю называть себя "мышью"!
Длительное молчание. (Тихо, сквозь слезы.) Наташа…
НАТАША. Да, Ира.
ИРА. Сходим вечером в кино?
НАТАША. Конечно.
ИРА. Ты прости.
НАТАША. Выключи свет.
ИРА щелкает выключателем. Темнота.
Ты права, Мышонок. Во всем…
ИРА. Зачем, Наташа?
НАТАША. Ты послушай. Полезно. В восемнадцать лет мы ужасные дуры. Кино, книжки, все - про него. И вот мы ждем его. Необыкновенного его.
ИРА. Ну зачем, Наташа?
НАТАША. Молчи, слушай, слушай. Это для тебя, Мышонок. И вот - он. Наш первый. И вот уже все случилось, потому что мы все ему готовы отдать, - ну он и берет. А оказалось, он - так… обычный… Многие ошибаются в первом. Понятно, ведь первый. Да и глупые мы еще. Ох, какие мы… глупые… Но ведь все случилось. И тебе уже кричат со всех сторон: "Безнравственно! Ты что, девкой хочешь стать?
Немедленно выходи за него замуж!" Дома, вокруг… И ты унижаешься, делаешь вид, что боготворишь его по-прежнему, - только бы он женился. И не дай бог, если он женится, потому что тогда… ну, я видела эти семьи.
ИРА. Зачем, зачем, Наташа…
НАТАША. Дальше, он не женился. На все тебе стало наплевать. Но одной трудно. У всех ведь есть он. Как же отстать-то! И еще - ошибочка… И еще… Но вот однажды ты говоришь себе: "Стоп! Стоп!" С этой минуты ты уже живешь одна. И ты начинаешь смеяться, и сама уже веришь, что тебе теперь все до лампочки! И твой девиз теперь: "выдержка, выдержка и еще раз выдержка"… Но иногда бывает очень трудно… Идут девчонки с цветами. Ты тоже идешь с цветами. Только ты их сама себе подарила… Но самое трудное - это жить без кумира. Даю тебе слово, ужасно трудно… И вот однажды выдержка погорела. Я его увидела сначала в Политехническом. Он там неплохо выступал. Здорово выступал. Невероятно одухотворенный товарищ. Кумир! Но для него это все оказалось… так… Я бы его бросила, честное слово, как ни трудно! Но иногда мне кажется, что я для него…
Знаешь, однажды мы ехали в такси, и он положил мне голову на плечо. Вот я бы никому не положила так голову на плечо!.. Потому что - выдержка… Главное, Мышь, ты не торопись. Все успеется. И никогда не теряй достоинства. Вот я проверю…
Если я действительно для него - просто… я уйду. Возьму и совсем уйду! (Включает свет.) А! Все бабья болтовня.
ИРА. Наташка, неужели мы расстанемся!.. Обидно!
НАТАША. Нет, это здорово, Мышонок. Нам теперь никогда не будет так хорошо… как прежде. Никогда.
ИРА вдруг прижалась к ней.
Ну что?.. Что, глупая Мышь?..
ИРА (торжественно). Я хочу, чтобы ты была счастливой. Будь, Наташа, за всех!
НАТАША. Какие могут быть разговоры. Конечно, буду, и ты тоже, ладно?
ИРА. И я тоже. Ладно…
Затемнение.
Часть вторая
Комната Евдокимова. ОН и НАТАША. Она только что вошла, ее плащ брошен на диван.
НАТАША в форме стюардессы. На стуле ее чемоданчик.
НАТАША. Эла, дай, пожалуйста, кувшин… Я поставлю гвоздики… Кстати, у меня здесь еще веточка эвкалипта. Она очень славно пахнет. (Выкладывает из чемодана на стол завернутую в целлофан эвкалиптовую ветку, потом достает из чемодана бесконечные яблоки.) Знаешь, яблоки в Ташкенте - просто чудо. Что ты на меня так смотришь?
ЕВДОКИМОВ. Я еще никогда не видел тебя в форме. (Усмехнулся.) Стюардесса!
НАТАША. Не люблю этого слова. Я бортпроводница, понятно?.. Слушай, Элочка, дай какой-нибудь другой кувшинчик, а то этот уж очень облезлый.
