Пару секунд я обдумываю сказанное. Голова отяжелела, ещё немного и она взорвётся от масштаба нелепицы происходящего. Он утверждает, что хотел предупредить об Ордене.
Почему его испугалась? Он преследовал, делал всё возможное, чтобы я заметила его, а после налетел на меня. Чтобы просто подложить записку?
Бред какой-то.
— Так ты не вселял в меня страх, а просто хотел, чтобы я на тебя обратила внимание?
Голубоглазый разводит руками, словно оскорблён вопросом.
— Естественно.
Нет, я точно сойду с ума от этого мира. Я больше не выдерживаю, изливая всё скопившееся возмущение.
— У вас, у парней, что? Проблемы с нормальным общением? Вместо того, чтобы всё объяснить, вы ходите рядом, словно шакалы, ожидающие, когда жертва откинется, и пронзаете этим до ужаса маниакальным взглядом, веря в то, что ваши завуалированные умыслы доступны для окружающих? — на одном дыхание выплёскиваю все негодующие эмоции и, глубоко вздохнув, прикрываю лицо руками, выдыхая: — Невероятно…
Голова так и грозит расколоться, но я нахожу в себе силы посмотреть на парня пронизывающим взглядом, не забыв вложить в него огромную порцию испытываемой злости. Но его это не пронимает, парень всего лишь морщится, ведя разговор только так, как ему удобно, увиливая уж очень знакомым способом.
— У вас «парней»? Хочешь сказать, что у моего личного метода появились подражатели? — наигранно возмущается, а затаим не менее красноречиво фыркает. — Видимо, стоит заявить об авторских правах.
Ох, нет, только ещё одного мегаостроумного мне не хватало! Поэтому ради собственных же нервов решаю проигнорировать очередную «очуметь какую смешную» шутку.
— Так всё! — вздохнув, выставляю перед собой обе руки, призывая парня быть чуточку посерьёзнее. — Ты не ответил, почему нельзя было просто объясниться нормально.
— Точно потому же, что нельзя подходить к незнакомой девушке и говорить: «Бу! Завтра твою кровь пустят на средство по управлению гибридами!»
Ауч, это было слишком откровенно. Секунды две в упор смотрю в его с крапинкой веселья глаза, пытаясь постичь, чего от него ждать. Я устала, в висках пульсирует перенапряжение, и насколько бы ни являлась сверхъестественной, не способна вечно игнорировать пробирающий зимний холод, стоя в одной футболке и лёгких штанах. Начинает бить слабая дрожь, но, сложив на груди руки, получается не пустить её в голос.
— Кто ты и что тебе нужно? — спрашиваю напрямую.
И невероятно как быстро моя интонация становится резкой. Слишком абсурдна вся ситуация. Да и за последнее время со мной произошло очень много плохого, чтобы верить каждому первому встречному.
— Это сейчас неважно, — а парень тоже умеет быть серьёзным, отплачивая мне той же неодобрительной интонацией. Но всё равно почему-то смягчается, глядя на то, как дрожат мои руки, хоть я их и сжимаю изо всех сил. — Давай пока остановимся на том, что я — не враг тебе. И лично спас почти два раза, если бы ты, конечно, хотя бы заглянула в новые книги. Но от похищения — с этим ты ведь уже не поспоришь? Насколько могу видеть, на данный момент, ты — полностью свободна, чего не произошло бы, если бы не вмешался я на дороге.
На счёт книг ничего не могу утверждать, а вот на счёт похищения? Я фыркаю, но звук получается сбивчивым из-за завладевающей телом дрожью, которую парень в очередной раз замечает, и на его лице проскальзывает что-то похожее на неодобрение.
— Странные, однако, у тебя методы спасения, — заявляю, кивая в сторону перевернувшейся машины. — Это чудо, что палка выбрала проткнуть Пашу, а не меня.
От воспоминаний пробивает очередной мандраж, и я ещё сильнее съёживаюсь, отмечая, как на самом деле мне сегодня повезло.
Мой «спаситель» невинно пожимает плечами.
— Согласен, не подумал. Но даже у совершенных людей случаются осечки.
Ничего себе осечка! Но возмутиться не успеваю, он самоуверенно заявляет.
— Однако всё вышло ещё лучше, чем ожидал, и мне не пришлось возиться с твоим влюблённым сталкером.
Мой рот открывается, и я поражено ахаю. Нет, ему не стыдно, что наводит меня на нехорошую мысль.
— И что ты собираешься со мной делать?
Парень коротко усмехается, выражение лица такое, будто я сказала что-то смехотворно нелепое.
— Я? — изумляется он. — Ну для начала…
И тут он внезапно начинает приближаться ко мне. Медленно, удерживая на губах эту нервирующую безмятежную улыбочку. Когда он подходит почти вплотную, такое ощущение, что уже умудрилась вжаться ногами в снег, желая, чтобы земля подо мной разверзлась, лишь бы не стоять с ним так близко. Но он делает что-то абсолютно абсурдное. Голубоглазый снимает с себя куртку и надевает её мне на плечи. И эта бережность в его глазах непостижимо искренняя, что вновь отзывается во мне чем-то неладным. Подозрительным и необъяснимым.
— Для начала я тебя одену, — произносит он мягко.
Его руки как-то неловко повисают, словно дотрагиваться до меня было опрометчиво. Что твою мать это всё значит?
— Ах, и вот это! — Вытащив пистолет, которым он убил монстра, протягивает мне. — Возьми, здесь повсюду бродят твари. Твой ненормальный похититель выпустил тех, кого не решается выпускать даже сам Виктор.
Я не спешу забирать пистолет, во мне поднимается что-то очень жгучее и мерзкое.
— Ты его знаешь? — молвлю, позабыв вообще обо всём.
В голове стучит гнев, страх и неопределимое чувство ненависти. Все мысли лишь о том, что он произнёс его имя.
— Хотелось бы сказать нет, но… Оставим этот разговор на следующий раз, — он крайне серьёзен, когда насильно вытаскивает мою руку и вкладывает в неё пистолет. — Просто сойдёмся на том, что у нас с тобой общий враг.
Голубоглазый отступает, и будто отойдя туда, где снова может чувствовать себя в своей тарелки, дарит обворожительную улыбку.
— Трасса там. Как достигнешь её, иди в направлении базы. Уверен, тебе понравится ещё один мой жест доброй воли. — Я всё ещё отхожу от вспыхнувших чувств, касающихся Виктора, но искринки в его зажегшихся озорством глаз пропустить не могу. Это заставляет прищурится в подозрении. — Расслабься, можешь считать меня своей феей-крёстной, принцесса. И сейчас я собираюсь вновь сделать добрый поступок, прикончив разгулявшихся тварей. А то твоей благоверный пока поймёт, что по округе бегают людоеды, половина города уйдёт им на ужин.
И снова он улыбается — очень расслаблено и просто, словно говорит сейчас о том, что собрался прогуляться по магазинам. Удивительное безразличие. Он даже не старается прикинуться, будто бы ему есть дело до тех, кто может пойти на ужин. И мне уже понятно, что он собирается их выловить только ради собственной выгоды. Какой? Этот вопрос ещё очень долго не оставит меня. Потому что моё спасение тоже совершенно им только для собственной выгоды. Я хочу задеть ему ещё кучу вопросов, пока он не ушёл, но заметив мой едва открывшийся рот, он прикладывает палец к губам.
