— Твоя задумка была написана на лице, как только она пришла к тебе в голову. Я ещё вчера сказал Марко, убрать Виталия подальше от тебя.
Мои зубы скрипят, но я это прикрываю фальшивой улыбкой.
— Тогда мой ответ тебе не нужен, раз ты и так всегда обо всём всё знаешь.
Я тут же собираюсь уйти, чувствуя, как гнев раскаляет меня, делая заведённой и не способной удерживать эмоции, но внезапно моё запястье оказывается в руке Алека, когда пытаюсь пройти мимо него.
— Лена, — звучит так мягко и трепетно, что ощущаю, как внутри меня всё разом обрывается.
К горлу подступают слёзы, душа меня, и я прикрываю глаза, чтобы не рассыпаться прямо на месте.
Всё во мне борется с неопределимо сильнейшим чувством оказаться ближе к Алеку. Он совсем рядом, я могу ощущать кожей то расстояния, что разделяет наши тела. Оно такое густое, пульсирующее и напряжённое. Такое манящее…
Но я не могу. Не могу этого сделать сейчас. Так будет неправильно. Словно какое-то предательство самой себя, которая не хочет забывать, что он сделал.
Я открываю глаза с новыми силами, более собранной и более холодной. А когда встречаю взгляд Алека, мне требуется призвать всё своё самообладание, чтобы не утонуть в глубине карих глаз.
— Ты не должен был принимать то решение за меня, — не говорю, а почти выдавливаю из себя, надтреснуто и сипло, не ожидая, что слова дадутся так тяжело.
Это так сложно держать в себе целую эмоциональную бомбу, которая может взорваться от любого неправильного действия. Которая хочет взорваться. Поэтому я даже смотреть Алеку в глаза не могу, в которых тут же отражается то, как на него действуют мои слова.
— Лена, — сокрушённо выдыхает он и тут же пытается что-то сказать, качая головой, когда его резко обрываю.
— Нет, — выходит так громко, что мой голос отражается от стен и звенит в сумрачной тишине. — Мы бросили их там, Алек. Мы отдали их Виктору, чтобы он сжёг их, а после решал, где похоронить вместе со мной.
Я даже не замечаю, что пальцы на моём запястье разжимаются и его рука отдаляется от меня. Алек не отводит от меня взгляд ни на секунду, и хотя в нём нет глубокого сожаления, я знаю, что он готов выслушать каждое моё обвинение. А у меня точно плотину прорывает. Бомба взрывается. И если за те два дня я и кричала на Алека, в моём крике не было ни единого разумного слова, сейчас же я говорю чистую правду, продуманную и взвешенную.
— Не меня надо было вытаскивать оттуда, — продолжаю я. — Да, я понимаю, что до меня было не достучаться в тот момент, что я ничего не понимала, но если бы ты забрал кого-то из них, я бы пошла за тобой. Если бы мы были одни… — Со слезами едва шепчу я, с трудом собирая себя, чтобы перевести дыхание. — Но там был Елай, и он помог бы… Помог! Но нет, ты не думал о нём, а знаешь почему? Потому что ты только и делал, что пытался доказать всем, что он не тот, за кого себя выдаёт. Ты не рассматривал его, потому что он тебе просто не нравится!
Когда я понимаю, что перешла уже на крик, беру короткую паузу, чтобы в очередной раз вдохнуть воздуха и унять дрожь, подчинившую себе всё моё тело. Мне надо собраться, чтобы в голосе не звучало обвинения, хотя именно его я и собираюсь сказать дальше. А ещё для этого мне требуется смотреть Алеку в глаза, потому что хочу видеть его реакцию, но это очень и очень сложно, потому что стоит мне в них взглянуть, как тут же вся храбрость из меня улетучивается, и я говорю вяло, даже немного вымученно.
— Ну что, доказал, что Елай плохой парень? — спрашиваю я, и черты лица Алека мгновенно же напрягаются — единственная реакция с его стороны. Но этого достаточно, чтобы понять, что попадаю прямо в цель. — Ты бы никогда не принял от него помощь, ведь весь тот вечер был построен так, чтобы доказать, что Елай предатель. При том очень странно, что Елай вообще ещё здесь, видимо он тебе Луну с неба достал, чтобы доказать обратное. Просто… оно того стоило, Алек? Оно стоило тех препираний на парковке, с кем я поеду? Оно стоило того, чтобы отпускать меня с ним, раз ты так за меня переживаешь? То есть, как оно касается твоей правоты, ты можешь мной рискнуть, а как это… — я не могу этого сказать и просто замолкаю тяжело сглатывая, опускаю голову и несколько секунд снова дышу, решая для себя: а стоит ли оно того, чтобы сейчас это всё будоражить.
Стоит ли вообще всё поднимать и ворошить, если прошлого не изменить. Стоит ли ещё кому-то делать больно и прокладывать между нами стену, когда Алек по сути остался единственным, кто у меня есть. А когда поднимаю глаза, чтобы посмотреть на него и вижу его взгляд…
Этого становится достаточно, чтобы решение пришло само по себе.
Алек мне не враг, он — обычный человек, пусть и с некоторыми физическими привилегиями, но всё-таки он не сверхмашина, которой частенько пытается стать, чтобы быть идеальным во всём. И он совершает ошибки, на которые имеет полное право, хотя сам так отнюдь не считает.
И именно это я и застаю в его глазах: он уже расплачивается за каждое принятое решение. И при всём при этом имеет достоинство не оправдываться, а молча принимать каждый мой удар, думая, что всё это заслужил.
— Я не виню тебя ни в чем, Алек, — тихо говорю я, понимая, что обязана это озвучить, потому что ни в коем случае так не считаю. По крайней мере, в самом главном: — Виктор до них всё равно бы добрался. Тогда, сегодня, через неделю. Он бы это сделал во чтобы то ни стало. Просто… — вдох, рваный и судорожный, так сложно говорить честно и прямо, особенно то, что не особо и хочется. Так надо. — Просто дай мне немного времени, чтобы я перестала злиться. Я не хочу перейти ту черту, после которой назад уже будет не вернуться.
Я ухожу прежде, чем смотрю напоследок ему в глаза. Прежде, чем желание всё забыть берёт вверх, оно липовое и ненадёжное, потому что стоит утолить чувство тоски, как на это место придут сожаление. А я не хочу жалеть ни о чём. В особенности того, что касается Алека. Который, на удивление, внезапно даёт мне слишком много пространства. Он не исчезает, но Алек вдруг становится занятым своими делами. Не караулит каждый мой выход из комнаты, не следит за тем, чтобы я питалась — одним словом он позволяет мне отвечает самой за себя.
Немного странное ощущение, но я не могу сказать, что оно мне не нравится.
Я не возвращаюсь быстро к жизни. Леся со мной находится ещё три дня, но уже на четвёртый ей приходится уехать, так как у неё начинается сессия. Что удивляет, её отвозит сам Алек, а что просто поражает, что за это время я не ломаю себе шею и не попадаю ни в какие неприятности. Конечно, в доме я не одна, здесь и Марко, и Никола, изредка заглядывает Несс, но все заняты своими делами, обычными и повседневными. Парни тренируются между с собой и с некоторыми охотниками, иногда я за ними наблюдаю, особенно, когда в дело ввязывается Елай. Вот, за кем наблюдать действительно интересно. Он не непобедим, однако восемьдесят процентов побед за ним. Единственный, кто с ним не вставал ещё в спарринг — это Алек, который тоже приходит посмотреть на это зрелище, однако ни разу не выступает с комментариями. Он, скорее, изучает его, наблюдает и запоминает. Но чего не отнять — искренней интерес в его глазах. Мне неизвестно, что поменялось между парнями, их общение по-прежнему не назвать тёплыми, однако и ненависти в них точно больше нет.
