— Но как…
Я быстро двигаюсь, принимаясь искать его по другим карманам, когда внезапно перед моими глазами появляется тот самый магнит. Зажатый между пальцев Алека.
— Сказал же, проверь. Я вытащил его, пока ты разговаривала с Марко, а ты даже не заметила этого.
Резко выдёргиваю прибор из его пальцев, одаривая его недовольным взглядом, и тут же засовываю в карман, с хлопком ударяя по липучке.
— Это подло, Алек, — горячо говорю без единого намёка на сарказм, — очень подло.
Но он ничего не отвечает, словно даже и не считает себя неправым. Вместо этого начинами снова давать наставления.
— Никому не отдавай его, — попутно застёгивает и затягивает всевозможные застёжки, резкими, быстрыми движениями, — двигайся за Елаем и постоянно держи инстинкты включёнными. — Он застёгивает молнию до самой горловины, не отводя ни разу внушительного взгляда от моих глаз. — И постарайся не вляпаться в неприятности.
Я чувствую, что моё терпение грозит в любую секунду закончиться. Но не потому что Алек слишком очевидно переживает, а потому что даже в такую минуту ведёт себя слишком холодно. А ещё потому что он затягивает всё настолько туго, что мне становится некомфортно, словно кто-то меня ловит в тиски. Я перехватываю руку Алека уже когда он тянется к манжетам, чтобы поплотнее перестегнуть липучку. Такое ощущение, что он пытается таким образом закрыть меня. Но…
— Это не то, что поможет мне выжить, — я ненавижу, что слова звучат раздраженно, но не знаю, как по другому его остановить.
Потому что он делает это неосознанно: его глаза проясняются за мгновение, когда он смотрит на моё запястье, а потом наконец опускает руки, как бы признавая, что перестарался. Между нами повисает жуткое молчание. Алек толком даже смотреть на меня не может. Я слышу, как Марко начинает вдалеке раздавать команды и понимаю, что первая группа уже выдвигается, чтобы передать нам с Елаем, где расположена охрана. Сердцебиение сразу ускоряется, и внутри груди начинает давить волнение. Перевожу дыхание, чтобы сказать Алеку какие-нибудь важные слова, но он будто чувствует, что в их основе будет лежать своего рода прощание.
— Мне надо готовить остальных, — говорит он, с силой поджимая губы, и снова смотрит на меня лишь отрывисто, при этом постоянно оглядывается, будто ему совсем не хочется здесь стоять. Я знаю, что главная причина не во мне, но всё равно от этого разрастается холодное, скверное чувство обиды. — Просто будь осторожна, Лена.
И на этом всё, он собирается вот так оставить меня, начиная уже поворачиваться, а я внезапно вспыхиваю, как спичка. Я притягиваю его обратно к себе, успев перехватить за руку.
— Мне нужно совсем другое, Алек, — говорю, когда его глаза снова напротив моих.
Только на этот раз ближе, я даже и не подумала оставить хоть чуточку расстояния. Мне надо их видеть, запомнить и пронести с собой через всё это испытание. Глубокие, как само ночное небо, с россыпью золотистых вкраплений, говорящих, что Алек сдерживает рвущиеся эмоции.
— Я не собираюсь с тобой прощаться, — его голос тихий, но жёсткий, взгляд становится сердитым.
Вот оно — Алек бесится от беспомощности, потому что до сих пор жалеет, что не помешал мне. Потому что поддержал план, потому что не придумал другого, потому что не может ничего остановить.
— А я и не о про прощание говорю, — тихо говорю я, не отрывая взгляда от его глаз.
И прежде чем он успеет подумать, прежде чем найдёт еще тысячу и одну причину, чтобы злиться и казнить себя, кладу руки на лицо и притягиваю к своему, страстно целуя его. Возможно, он и не ожидал этого, однако его объятиям даже и секунды не требуется, чтобы стать невероятно сильными и сжимающими всю меня в своих руках.
Это не голод, это — отчаянная нужда.
— Ненавижу мысль, что тебя надо отпустить, — низким голосом шепчет он напротив моих губ, запуская пальцы в мои волосы на затылке и прижимаясь своим лбом к моему, и смотрит на меня из под тяжёлых, полуопущенных век.
Только в глазах не ненависть, в них одно мучение, вызывающее во мне скулящую боль на сердце.
— Ты можешь не отпускать меня сейчас, пока ещё не пришло время, — закрывая глаза, молвлю, приникая обратно к его губам.
Мне так хочется утонуть в нём, забыть, где мы находимся, взять всё от этого поцелуя, что только возможно. Пока ещё у нас есть это время. Пока мир вокруг нас становится тихий и неподвижный.
Только я и Алек.
И Елай…
— Гооосподи, — разносится рядом его страдальчиский стон, — ну пощадите же вы уже мои глаза. Честное слово, вас и на секунду одних оставить нельзя.
Я отстраняюсь от Алека не так быстро, как требует того приличие, выкрадывая ещё несколько маленьких, нежных поцелуев. Слышится шумный вздох Елая, но мы всё равно не спешим обращать на него внимание, продолжая смотреть только друг на друга.
— Не геройствуй, принцесса, — голос Алека становится спокойным и тихим, будто сам он, наконец, смиряется с происходящим.
Я мягко улыбаюсь ему, чувствуя неимоверное облегчение, когда пропадает ощущение, будто я его подло бросаю.
— Только если ты сам будешь придерживаться этих слов, — парирую, дразня его.
И наконец я добиваюсь того, что мечтаю увидеть больше всего на свете — кривую, бесподобную ухмылку, поднимающую один уголок рта.
— О, нет, я слишком эгоистичен, чтобы променять возможность снова увидеть твою улыбку на какого-то поехавшего крышей старика.
От его слов моя улыбка становился лишь ещё шире. Пока снова не вмешивается Елай, громко откашливаясь и отбирая своим действием всё волшебство этого момента.
Пора.
Мы с Алеком оба поворачиваемся к нему, но лишь одна я не демонстрирую недовольства. Он обжигающе колко смотрит на Елая, на что тот вообще никак не реагирует. Потому что и сам крайне недоволен.
— Все на месте, у нас есть небольшое окно, чтобы проскочить незамеченными, — сообщает он, как будто я совсем не понимаю важности происходящего.
Но он ошибается, именно из-за того, что отношусь ко всему очень серьёзно, я не могла уйти, не урвав поцелуй.
— Идём? — спрашивает он с таким явственным сомнением, будто на самом деле думает, что могу сейчас сказать ему обратное.
По нему видно, что он начинает нервничать, и я знаю почему. Возможно Елай единственный, кому нужно это нападение больше всего. Не то чтобы я забыла, просто в отличие от него не планировала этот день всю предстоящую жизнь. И я не собираюсь нервировать его ещё больше. Всё-таки лучше, если его нервы останутся нетронутыми.
Потому быстро киваю и тут же спрыгиваю с джипа, но у меня не получается сделать и шага, Алек останавливает меня, выставляя руку и поворачиваясь к Елаю.
— Предупреждаю, если она окажется ранена, а ты при этом цел, я сам лично сверну тебе шею, — угрожающе цедит он, но разве это когда-то трогало Елая.
