— Хорошо, — сказал Хеелих, — я соберу свою группу
немедленно.
Москва.
31 октября 1999 года
Весь вчерашний день Дронго читал документы. Старые архивные
документы десяти-, пятнадцати-, двадцатилетней давности, о разведке уже не
существующей страны, которую уважали и с которой считались даже в КГБ,
настолько зримыми и убедительными были успехи восточногерманских
профессионалов.
Привыкший полагаться на свою память, он запоминал сотни
фактов, деталей, имен, кличек, которые могли пригодиться ему для последующей
работы. Самым важным было ознакомиться с досье каждого из подозреваемых. Здесь
были собраны материалы по каждому из пятерых сотрудников группы «Р». Прежде
всего Дронго познакомился с личными делами уже погибших сотрудников. Полковник
Рудольф Хеелих, очевидно, был цельной личностью. Несколько наград, работа в
девятом отделе. Это, кажется, внешняя контрразведка, вспомнил Дронго. Потом
Хеелиха перевели в другой отдел, и он занимался нелегалами. Именно ему было
поручено возглавить группу, которая должна была уничтожить документы и выделить
главных агентов для их последующей консервации.
В деле Нигбура привлекали его связи с бывшими осведомителями
«Штази». Раньше он работал с ними, и в числе его внештатных осведомителей был
Дитрих Барлах. Затем Нигбур попал в группу Хеелиха. Дронго обратил внимание,
что Нигбур попал в группу «Р» последним.
Из личного досье Освальда Вайса известно, что он учился в
бывшем Советском Союзе. Очевидно, проходил стажировку в Москве: иногда
разведчиков стран Восточного блока направляли в Советский Союз для обмена
опытом. С одной стороны, это была прекрасная возможность поучиться у советских
коллег. А с другой — позволяла советским спецслужбам более пристально наблюдать
за работой «дружеских» спецслужб, направляя их деятельность в нужное русло.
После событий шестьдесят восьмого года в Чехословакии, когда система местной
госбезопасности дала сбой, в Москве уже не всегда доверяли своим «друзьям».
Дронго закончил в третьем часу ночи. Сотрудник, отвечавший
за материалы, буквально валился с ног от усталости. В отличие от Дронго, он
приезжал на работу к девяти и не был «совой». Дронго вернулся домой в четвертом
часу утра, назначив встречу с Шилковским на воскресенье. Он решил встать
пораньше, и назначил время беседы на час дня, решив для себя, что до этого еще
успеет ознакомиться с личным досье Шилковского.
Дронго приехал на встречу с некоторым опозданием. Ему отвели
комнату, в которой он должен был беседовать с Шилковским. Дронго оглядел голые
стены и усмехнулся. Он не сомневался, что все его беседы в этой и в других
комнатах будут фиксировать на пленку и сотрудники внешней контрразведки СВР
получили указание на его плотную опеку.
Шилковский вошел, опираясь на палку, чуть прихрамывая. У
него были красивые седые волосы, породистое, чуть вытянутое лицо. Шилковский
был похож скорее на поляка, чем на немца — очевидно, сказывались далекие
предки, когда-то переехавшие из Бреслау, переименованного позднее во Вроцлав.
Шилковский был немного старше Дронго. Ему шел сорок пятый год. Войдя в комнату,
он внимательно посмотрел на Дронго. В его глазах была некоторая растерянность,
которую Дронго уловил сразу. Такие глаза бывают у сильных людей, оказавшихся по
разным причинам жертвами судьбы. Шилковский был сильным человеком, он перенес
столько операций и многолетнюю неподвижность. С другой стороны, эти ранения
сказались на его характере, сделав его мрачным, нелюдимым.
— Здравствуйте, — сказал Дронго по-русски, когда Шилковский
вошел. Из его досье Дронго знал, что Шилковский хорошо говорит по-русски.
— Добрый день. — Шилковский проковылял к стулу и уселся на
него. Ногу он чуть выставил вперед. Палку поставил рядом с собой. Очевидно, он
уже привык к допросам в этой комнате. И привык к разговорам о его прежней
службе.
— Я аналитик, — представился Дронго, — обычно меня называют
Дронго. Вы можете называть меня так. У меня к вам несколько вопросов.
— Я уже догадался, — усмехнулся Шилковский, — меня обычно
приглашают сюда, чтобы задать несколько вопросов. Последние несколько лет я был
здесь раз пять. И последний раз — несколько дней назад.
— Я знаю, — кивнул Дронго. — Вас спрашивали о Нигбуре. Я
читал протокол вашей беседы.
Шилковский усмехнулся второй раз. Он оценил тактичность
Дронго, назвавшего допрос беседой.
— Я хотел узнать подробности той ночи, когда вас тяжело
ранили, — пояснил Дронго. — Как могло случиться, что вы оторвались от основной
группы и оказались вдвоем. Ведь вы выехали все вместе?
— Это есть в документах, — устало сказал Шилковский, —
всегда одно и то же. Всех интересует этот вопрос, словно мы специально
оторвались, чтобы подставить себя под пули нападавших.
— Кто это мог быть?
— Не знаю, — ответил Шилковский. — Раньше я полагал, что вы
знаете, кто это мог быть. Мне казалось естественным, что нас могли убрать после
того, как мы сдали документы. Но когда меня стали лечить и каждый раз
спрашивать о нападавших, я задумался. Теперь я не знаю ответа на этот вопрос.
— Мне важно услышать вашу версию событий. Вы можете
вспомнить, как это было?
— В ту ночь мы выехали с документами на встречу с вашими
представителями. На месте остались Нигбур и Вайс. В первой машине были
полковник Хеелих и Бутцман, в микроавтобусе, где находилась большая часть
документов — мы с Менартом, а в третьей, замыкающей, — Габриэлла Вайсфлог и
Гайслер. Она была за рулем, а Гайслер следил за дорогой. Он был у нас настоящим
мастером своего дела. Я до сих пор удивляюсь, как он рискнул остаться в
Германии после объединения. Если хотя бы одна страничка его досье попадет к
нынешним властям… Он всегда был отчаянно смелым человеком. Про встречу вы
наверняка знаете. Мы вывезли самые важные документы за город и сдали вашим
представителям.
На обратном пути микроавтобус почему-то задержался на
переезде. У них спустилось колесо. Мы оставили вторую машину рядом с ними и
поехали обратно. Хеелих хотел успеть вернуться и забрать из здания наших
офицеров — Нигбура и Вайса. Он опасался за них. Мы оставили их в Эркнере, у
станции, а сами направились в центр. Мы проехали озеро Гроссер-Мюггельзе, и в
лесопарковой зоне нас обстреляли. Они словно ждали именно нас. Все произошло
мгновенно, я даже не успел никого заметить. Стреляли, очевидно, прямо в машину.
Хеелих сидел за рулем, и пули попали ему в голову. Он умер сразу, не мучаясь.
Меня ранили в плечо — я в этот момент пригнулся. Машина перевернулась и
загорелась. Когда я попытался выбраться, в меня выстрелили еще раз. Попали в
позвоночник. После этого я потерял сознание. Вот и весь рассказ.
— Полковника Хеелиха расстреляли из автомата. А вас добивали
из пистолета. Два выстрела в спину. Вы пытались бежать?
— А как вы думаете? Их было несколько человек. В меня
стреляли из автомата и пистолета.
