Величественное здание посольства бывшего Советского Союза на
Унтер ден Линден напоминало скорее роскошный дворец, чем дипломатическое
представительство. В прежние годы, во времена ГДР, здесь находилась по-существу
резиденция советского наместника в Германии, настолько значимым был пост посла
Советского Союза. Правда, многое зависело и от самого посла. Некоторые серьезно
полагали себя настоящими губернаторами на завоеванных территориях. У некоторых
хватало ума считать себя стратегическими союзниками. Здания посольства и
прилегающего к нему торгового представительства занимали целый квартал. Здесь
же располагалось представительство «Аэрофлота».
В первой половине девяностых здесь было необычно тихо.
Однако строительство, ведущееся за Бранденбургскими воротами, не могло не
сказаться и на главной улице города. Началась реконструкция магазинов и кафе.
Рядом с воротами, служившими границей между двумя мирами, с прежней роскошью и
великолепием был восстановлен отель «Адлон», некогда один из лучших в Германии.
Поменялась табличка и на советском посольстве, которое стало российским, и
теперь здесь находился посол России.
Это была всего лишь парадная вывеска дипломатического
представительства. Разведчики и дипломаты предпочитали встречаться в других
местах, а партийные бонзы принимали советских друзей в Панкове, в пригороде
Берлина, где они жили. Именно сюда, в Панков, прибыл один из сотрудников
российского посольства на встречу с представителем БНД — западногерманской
разведки.
Для БНД не было секретом, что Михаил Воронин — один из
сотрудников посольства, работавших на СВР. Представители БНД попросили о
встрече с Ворониным для более предметного разговора на интересующую их тему.
Воронин хорошо знал своего собеседника — Вальтера Хермана, представлявшего БНД
в Берлине. Западногерманская разведка традиционно располагалась в Пуллахе,
местечке под Мюнхеном, и не собиралась никуда переезжать даже после объединения
Германии.
Сотрудники двух разведывательных ведомств прибыли почти
одновременно, обоюдно демонстрируя точность и вежливость. Они были чем-то
похожи. Оба чуть выше среднего роста, плотные, коренастые, внимательные,
осторожные, с несколько стертыми лицами, какие бывают обычно у разведчиков,
привыкших подавлять собственную индивидуальность.
— Добрый день, герр Воронин, — приветствовал своего
российского коллегу Вальтер Херман. — Кажется, мы не виделись уже два месяца.
— Здравствуйте. — Воронин протянул руку. Он знал, что его
собеседник понимает по-русски, но разговор шел на немецком.
— Вы хотели со мной встретиться? — спросил Воронин. — Что
случилось, герр Херман?
— Я встретился с вами по поручению моего руководства, герр
Воронин, — сообщил Херман. — Признаюсь, мы не ожидали подобных действий от
вашей службы. Если бы не наши давние отношения, мы немедленно приняли бы меры
по выдворению из нашей страны ваших представителей.
— Интересное начало, — мрачно заметил Воронин. — Надеюсь, мы
разрешим наши недоразумения.
— Не уверен. Я уполномочен заявить протест. Мы не ожидали
подобных действий со стороны вашей службы, — повторил с явным возмущением
Херман. — Неделю назад ваши сотрудники устроили взрыв в Нойенхагене, едва не уничтожив
некоего Дитриха Барлаха. Три дня назад кто-то подстроил автомобильную
катастрофу на трассе Гамбург-Любек некоему Фредерику Нигбуру. Вы знаете, что
все бывшие сотрудники «Штази» находятся под нашим негласным наблюдением. Нам
нетрудно было установить, что Барлах был осведомителем «Штази» и сотрудничал
именно с Нигбуром, которому вы так ловко помогли отправиться на тот свет.
— У вас есть доказательства?
— Конечно, — кивнул Херман, — наши эксперты проверили машину
Нигбура. Там был найден сгоревший маяк, по которому можно было определить, куда
именно направляется Нигбур. Кроме того, наши эксперты полагают, что снаружи был
подан импульс, подавляющий работу электрических систем в автомобиле погибшего.
Я думаю, мы будем настаивать, чтобы вы немедленно покинули Германию, даже если
вы никогда не были в Гамбурге. Эксперты легко установили, что смерть Нигбура не
была случайной. С некоторых пор мы стали особенно тщательно следить за
дорожными происшествиями, в которые попадают бывшие сотрудники спецслужб ГДР.
— Не понимаю, какое отношение это имеет к нашим сотрудникам?
— Герр Воронин, ваши люди организовали взрыв в квартире
Барлаха. Там пострадало еще шесть квартир, есть несколько раненых. У Нигбура
осталась вдова, которая потребует большой компенсации, если выяснится, что он
погиб не своей смертью.
— Вы полагаете, мы можем договориться?
— Конечно. Вы сообщаете нам причины вашей очевидной нелюбви
к Барлаху и Нигбуру, а мы высылаем вашего сотрудника и не предаем огласке
аварию, в которую попал Нигбур. Думаю, вы не будете доказывать, что Барлах и
Нигбур не были даже знакомы?
Воронин остановился. Он был в темном плаще, его собеседник —
в темной куртке. У обоих клетчатые темные кепки. У Воронина — синяя, у Хермана
— коричневая.
— Я должен доложить о нашем разговоре в Москву, — ответил
Воронин. Он понимал, насколько важен их разговор для руководства Службы внешней
разведки России.
— Конечно, — согласился Херман, — но мы хотели вас
предупредить, что в случае повторного террористического акта, проведенного на
территории Германии или в любом другом месте против наших граждан, мы
немедленно предадим огласке все имеющиеся у нас сведения. Вы меня понимаете,
герр Воронин?
Москва. Ясенево.
29 октября 1999 года
Совещание началось ровно в десять утра. За столом сидели
несколько человек. Каждый из них осознавал меру собственной ответственности и
личную причастность к проводимой операции. Здесь собрались люди, допущенные к
самым важным секретам внешней разведки России. Вел совещание руководитель
Службы внешней разведки.
— Положение не просто сложное, — закончил он свое
выступление. — Мы поставлены перед лицом самой серьезной угрозы, которая когда-либо
существовала для нашей службы в Европе. Очевидно, речь идет об «апостолах»,
особо законспирированных агентах, о которых никто и никогда не должен был
знать. Но неизвестный нам источник согласился предоставить американцам всю
информацию по этим агентам, добавив к ним списки агентуры, которую нам удалось
«законсервировать» в период объединения Германии. Георгий Самойлович, —
обратился он к одному из своих заместителей, — я хочу знать ваше мнение о
случившемся.
Здесь не принято было вставать. Несколько пар внимательных
глаз посмотрели на заместителя руководителя Службы внешней разведки,
курировавшего в том числе и агентуру в Центральной Европе. Георгию Самойловичу
Осипову было пятьдесят два года. Это был настоящий профессионал, один из тех,
кому удалось остаться в разведке после распада Советского Союза и развала КГБ.
Только благодаря усилиям академика Примакова, возглавившего внешнюю разведку
России в этот сложный период, удалось сохранить кадры и потенциал бывшего
Первого главного управления. Среди профессионалов, работающих во внешней
разведке, уже третий десяток лет был и генерал Осипов.
