— Вы просили о встрече, — сказал Херман после приветствия.
— Да, — кивнул Воронин, — мы проверили вашу информацию, герр
Херман.
— И как обычно будете все отрицать? — несколько насмешливо
спросил Херман. Он провел несколько лет в Бельгии и научился быть более
раскованным, чем его коллеги. Сказывался галльский дух Южной Бельгии.
— Будем, — кивнул Воронин, стараясь не замечать сарказма. —
Однако мое руководство решило проверить изложенные вами факты.
— Долго будете проверять?
— Несколько дней. Мы абсолютно точно знаем, что наши
сотрудники не имеют отношения ни к взрыву в Нойенхагене, ни к автокатастрофе в
Гамбурге. Мы, конечно, проверим изложенные вами претензии, но на этот раз вы
ошиблись. Наша служба не имеет никакого отношения к этим инцидентам.
— Вы понимаете, что мы проведем собственное расследование. И
если выяснится, что вы причастны к смерти Нигбура, мы сделаем официальное заявление.
— Конечно. Не в наших интересах портить отношения с
Германией. Я надеюсь, в это вы можете поверить.
— Не знаю, — ответил Херман. — Мы будем проверять все
известные нам факты. К счастью, Барлах остался жив, и нам будет легче
установить, кто и почему решил таким образом избавиться от бывшего осведомителя
«Штази».
— Это ваше право, — равнодушно ответил Воронин.
— До свидания. — Они не подали друг другу руки. Очевидно,
Херман рассчитывал на более серьезное понимание своих проблем. Возвращаясь в посольство,
Воронин подумал, что за ним могут следить. Поэтому он шел неторопливо,
заглядывая по пути в магазины, стараясь ничем не выдать своего волнения. И лишь
вернувшись в посольство, он составил рапорт, в котором указывал на возможные
осложнения в случае любых проявлений активности советской резидентуры СВР в
Германии.
Он даже не мог предположить, что его рапорт будет передан
высшему руководству, и в Москве будут решать, как именно отреагировать на столь
жесткое заявление немцев. Воронин не мог даже предположить, что большая игра, в
которую он оказался вовлечен, уже началась.
Москва.
30 октября 1999 года.
Они сидели в кабинете Осипова на втором этаже. За окнами лил
дождь. Дронго расположился на диване и внимательно слушал хозяина дачи.
— В живых на сегодня остались пять человек, — продолжал свой
рассказ Георгий Самойлович. — Оливер Бутцман — в Израиле, Альберт Шилковский —
в России, Карстен Гайслер, Бруно Менарт и Габриэлла Вайсфлог — в Германии.
Только пять человек, один из которых предполагаемый информатор Барлаха, через
которого он и собирается передать документы американцам.
— Может, Барлах блефует? — уточнил Дронго. — Может, просто
хочет взять деньги с американцев? Он ведь бывший осведомитель «Штази», бывший
сотрудник полиции, как вы говорили. Вряд ли опытный агент ему доверится.
— И тем не менее, Барлах сообщил такие сведения, о которых
не должен был знать никто. Никто, кроме членов группы полковника Хеелиха.
Именно поэтому американцы ему поверили.
— Вы не можете сказать о чем идет речь?
— Конечно, не могу. Но если в общих чертах, то — об
агентуре, оставленной в объединенной Германии. О самых ценных агентах, о
существовании которых ни американцы, ни немцы не должны ничего знать.
— Понятно. Барлах представил убедительные доказательства?
— Да. И через наши источники мы вышли на него. Стало ясно,
что он представляет угрозу для нашей сети в Германии. Было принято решение
устранить эту опасность. Однако в последний момент что-то не сработало, и
Барлах остался жив, хотя и попал в больницу.
— И тогда вы решили вычислить его источник?
Осипов сидел в кресле напротив. Он мрачно кивнул.
— Наши аналитики проверили все связи Барлаха. Выяснилось,
что он был связан с одним из сотрудников группы Хеелиха — Фредериком Нигбуром.
Наши специалисты сделали вывод, что именно Нигбур решил таким образом передать
через Барлаха имеющиеся у него документы.
— Почему не сам Нигбур? Почему он доверился другому
человеку?
— Это очень опасно. По-существу, немец, который выдает
подобные секреты американцам, совершает государственное преступление. Ведь
после объединения Германии агенты Восточного блока не должны работать на чужую
страну. Мы полагали, что Нигбур каким-то образом получил доступ к закрытой
информации. Кроме того, очевидно, сработали стереотипы. Во-первых, связь
Нигбура с Барлахом, во-вторых, поведение самого Нигбура. На судебных процессах
против бывших сотрудников разведки он несколько раз выступал на стороне
обвинения. Если хотите, мы сознательно остановили свой выбор на Нигбуре. И как
источнике повышенной опасности и как предателе, от которого давно пора было
избавиться.
— Вы его убрали?
— А вы как думаете? Или вы полагаете, что мы могли остаться
безучастными к возможной попытке провалить всю нашу европейскую сеть?
— Я думал, от этих методов давно отказались.
— Не нужно, — поморщился Осипов. — Вы все прекрасно
понимаете. У разведки всегда свои интересы, у каждой страны — свои. Я не должен
вам этого объяснять, ведь вы специалист с многолетним стажем. Кстати, почему вы
не хотите работать у нас?
— Не хочу, — упрямо сказал Дронго. — Что было после того,
как вы ошиблись?
— Ничего хорошего, — ответил Осипов. — Американцы сумели
договориться с Барлахом, который уже был в больнице, что он передаст документы
десятого ноября. Они положили его в свой военный госпиталь и уже перевели
деньги на счета, но они пока заблокированы.
— Подождите, — довольно невежливо перебил своего собеседника
Дронго. — Каким образом неизвестный связался с Барлахом? Откуда вы знаете про
десятое ноября?
— У нас свои источники, — уклонился от ответа Осипов. —
Думаю, вы понимаете, что мы не можем ошибаться в таком вопросе. Если они
перевели деньги, значит, уверены, что документы у них будут. И Барлах уверен,
что получит эти документы. Тогда выходит, что с Нигбуром мы ошиблись. И теперь
нужно срочно выяснить, кто информатор Барлаха. Мы не можем ошибиться во второй
раз. К тому же немецкие представители уже встретились с сотрудниками нашего
посольства и официально предостерегли нас от дальнейших активных действий. Они
могут негативно сказаться на… наших отношениях.
— Вот почему вы вспомнили обо мне, — понял Дронго. — Теперь
понятно, почему вам понадобился бывший эксперт ООН. Американцы и немцы
прекрасно знают, что я не соглашусь на роль «ликвидатора». Это другая
профессия, она «несколько отличается» от того, чем я до сих пор занимался.
— И поэтому тоже, — согласился Осипов.
— Пять человек, — подвел итог Дронго. — Мне понадобится
досье на каждого.
