— Расскажете про свою семью и Теневого Червя? — спросила я.
Голос звучал тихо и неровно, надеюсь, из-за переживаний о роде Ульриха. Я знаю, что такое потерять близкого на войне, и мое сочувствие искренне.
— Хочешь узнать о том, что произошло? Это было очень давно… — Скала смотрел перед собой, но ни на что конкретно, словно что-то видел в пустоте. Жесткая линия его губ вдруг дрогнула, превращаясь мечтательную, неожиданно мальчишескую улыбку. — Мне было восемь лет, и я рос редкостным шалопаем…
Уль дос Форсмот, папин любимец, непоседа, самый лучший в мире мамин непослушный мальчишка
Что за глупая идея запирать человека в башне? Ну ладно бы в подвале. Там сыро, мрачно, стены помнят крики пленников и можно представить, как отбиваешь нападение жуткого привидения, швыряя в него… да хоть бочками. Но нет. Матушка сказала, что в подвале слишком холодно и простуда не украсит наследника на предстоящем родовом празднике. А отец категорически запретил «подпускать Уля к винным запасам», дескать, юный лэр еще не понимает их ценности и вредоносно разбивает бесценные бочонки неясно с какими хулиганскими целями.
В итоге несчастного мечтателя из-за поистине несерьезной шалости заперли на чердаке центральной башни.
Там было чисто, скучно, стоял широкий диван с ужасно обыкновенными подушками. А на приставном резном столике старшая кухарка Деззи оставила тарелки с печеньем и пирогами. Что окончательно разрушало образ жуткого застенка.
Уль подозревал, что его заперли даже не из желания наказать, а скорее с целью изолировать на время подготовки к празднику, чтобы не путался под ногами. И эта мысль… расстраивала.
Он уже успел внимательно изучить петли на крепкой дубовой двери. Увы, новенькие и надежные. Подергал раму узкого чердачного окна, из которого были видны лишь пыльные крыши хозяйственных пристроек. Не открывается.
9.2
Еще недавно родители все ему прощали. Можно было прогуливать уроки, сбегать от воспитателей, самозабвенно драться с детьми дворни и ничего при этом не бояться.
Год назад, после спора с поваренком, маленький Уль понадкусывал несколько десятков кексов, приготовленных к приему гостей. Это было сложно, но он смог. «Бестию», как называла его Деззи, поймали на лестнице рядом с кухней почти сразу после совершенного преступления. Потому что юный лэр настолько наелся выпечкой, что едва мог двигаться. Тогда за испорченный десерт отец лишь погрозил ему пальцем, а матушка срочно вызвала семейного лекаря и нервничала, теребя платочек, до тех пор, пока седой внимательный доктор не вынес успокаивающий вердикт «Наследник как всегда — на редкость здоров. Похоже, он просто неплохо подкрепился, не вижу никакого вреда для организма». Предложенную в качестве профилактики клизму, мама с возмущением отвергла и нежно поцеловала пострадавшего в вихрастую макушку.
Все изменилось совершенно внезапно, без малейшего предупреждения, в один тихий зимний вечер. За окном падал снег, Уль показывал отцу новое упражнение, которое изучил днем, но вместо привычного возгласа восхищения родитель вдруг сообщил, что у единственного до сей поры отпрыска скоро появится сестренка. И добавил: «Радуйся! Ты будешь не один, сынок!». Но Уль как бы… и так не один. У него есть семья, немногочисленные, но никогда на его памяти не менявшиеся слуги. Да хоть собаку в будке взять — тоже своя.
За день до появления новорожденной все домашние словно с ума посходили. Сначала почти сутки не спали, носились вокруг спальни, где пряталась матушка. Потом разбудили уставшего Уля, чтобы с возгласами восторга показать младенца буквально на несколько секунд, сообщив, что они с сестрой очень похожи. И только после этого пошли спать.
На третью попытку наследника проникнуть в ново обустроенную детскую и выяснить о каком именно сходстве с бесполым лысым «нечто» шла речь, его, солнышко и любимца, внезапно заперли на чердаке.
Уль уже было придумал, как разбив окно, выбраться на крышу, но… где-то в доме закричали.
Странно, испуганно, как-то неправильно.
Мальчишка прижал ухо к двери, стараясь понять, что происходит. И услышал новые возгласы, тоже быстро оборвавшиеся. А потом раздался истошный женский, пронзительный до невозможности вопль. Ульрих ударил плечом в закрытую дверь, пытаясь выбить замок.
Дубовые планки остались недвижимыми, не поддавшись напору хрупких детских плеч. А крик все продолжался и продолжался, то стихая, то снова взлетая ввысь и ввинчиваясь в перепонки. Он становился то мужским, то женским. И мальчишка уже не понимал, где начинается один и заканчивается другой.
Ему казалось, что его звали. Казалось, что он различает голоса. Что-то происходило в ЕГО доме, в ЕГО мире, где не могло случиться большей неприятности, чем комната на чердаке.
На каком-то из ударов он перестал чувствовать боль от зажженных искр.
А когда крики прекратились полностью, Уль выбил дверь.
Кап. В полной тишине темно-красная капля упала с его разбитых кулаков вниз и разлетелась по паркетной доске. Превращаясь в некрасивое, грязное и совершенно неуместное пятно с алыми лучами.
Рассветные лучи скрещивались в замершем воздухе, пылинки едва заметно колебались, словно поддаваясь его дыханию. Мальчик шагнул на лестницу и почти сразу остановился, глядя на тело под ногами. Все в крови, яркой, до тошноты. И — разум маленького человека сделал что мог, не закрываясь полностью, не превращая его сознание в хаос, а всего лишь превращая алое — в черное.
Перед ним лежал один из охранников поместья, когда-то добродушный мужчина с широкими руками-лопатами, а теперь бездыханно обмякший, в нательной рубашке, которая висела лентами, изрезанная наискось… ЧЕРНЫМИ штрихами.
Уль побежал дальше, спотыкаясь, но упорно преодолевая ступень за ступенью. На втором этаже в большом холле лежали несколько таких же перечеркнутых темными разрезами людей. Еще один охранник… горничная… недавно нанятая няня, совсем юная девушка, с которой Уль так и не успел познакомиться.
У двери в спальню лежали родители. Уль смотрел и понимал, что они больше никогда не будут прощать его или журить, никогда посмеются над его рассказами, не поцелуют измазанную вареньем щеку. Он был готов хоть каждую неделю сидеть взаперти, лишь бы они были живы, но боги молчали, не предлагая сделок.
- У — у—уш, — прошипела мужская фигура, склонившаяся над его отцом.
(дополнение на сайте — утром поправила ошибку в одном предложении — выделено жирным шрифтом. Этот человек сейчас не способен говорить)
Неизвестный стоял спиной. Его руку и тело отца соединяла полупрозрачная, уродливо извивающаяся лента. Она медленно втягивалась в мужчину.
Уль сделал пару шагов назад, чтобы добраться до погибшего охранника и поднял лежащий рядом с ним грубоватый одноручный меч. Рукоять заскользила в ладони, тоже измазанная в черном.
Но мальчишка не сдавался. Сжимая оружие двумя руками. Упрямо, до онемения в сведенных пальцах. Щеки почему-то стали мокрыми, перед глазами плыло, но Уль только сжал зубы и подтянул меч выше, стараясь поднять его острием вверх. Неуклюже развернулся, возвращаясь к незнакомцу.
