— Н-да, — хмыкнул Тристан. — Служанкой тебе на хлеб не заработать, только чувство неполноценности у хозяев вызовешь. Лучше сыграешь аристократку мелкого рода, делающую карьеру в страже. Таких ничем не брезгующих, но магически талантливых девиц много во внутренней охране. Начальник взял тебя для прикрытия спины и осуществления боевого подавления неприятеля в случае конфликта.
Пушка завистливо застонал.
— Главное, — добавил Кошель, — гонора больше, наглого вида и демонстрации ловкости или силы. А мы с моим помощником будем смотреть на тебя и старшего охранника с опаской и подобострастием.
— Да чтоб вас через колено! Скажите, что я сплю! — простонал младший Беранже.
— К сожалению, мой слуга немой, — недобро добавил наш лысый «посредник». — Потому что на аристократа он не похож, а в стражники таких щеглов не берут. Несчастный парень таскает сумки и молчит. Понятно?…
17.2
Я удивилась, потому что до этого Тристан вел себя… более дипломатично, что ли. Но фиолетовые глаза сверкнули с оценивающим любопытством, и я поняла, что он не давит, и даже не роль отыгрывает, а скорее провоцирует молодого, горячего аристократа, проверяет насколько тот в сложной, почти боевой ситуации слушает старшего, подчиняется командам.
Пушок открыл рот, подозреваю, чтобы поспорить. И я воспользовавшись тем, что сижу с другой стороны угла, пихнула его ногой, попав по ботинку.
— Я протес…ох, — сказал Беранже.
— Что? — переспросил Кошель.
— …постараюсь, — пробормотал «щегол», наблюдая за тем, как я дергаю головой и предупреждающе таращу глаза. Вздохнул грустно. — А если сорвусь, то слово даю, не специально.
Я незаметно выдохнула. Возможно, наемники и армейцы набирали в свои отряды готовых бойцов, но я привыкла к тому, что соратники выращиваются годами, а окружающие не всегда идеальны. Да и зачем мне крутой готовый боец, если он не понимает с полуслова, а в случае чего сто раз подумает — прикрыть ли спину.
На турнире Пушка действовал как человек чести, без раздумий, а это важнее, чем умение себя подать. Я и сама только гордостью беру да привычкой командовать, а вот светским ужимкам и политесу еще учиться и учиться.
Зато Гектору роль подходила удивительно хорошо. Старый боец уселся поосанистей, затянул пояс, довольно щурясь и, похоже, представил, что у нас скоро тренировка, то есть время, когда он безоговорочно помыкает всеми, невзирая на ранги.
Когда по жесту Кошеля к нам подскочила румяная девушка, отдаленно смахивающая на блондинку с вывески, Гектор поманил ее пальцем, вынуждая наклониться ниже и грубоватым голосом произнес:
— Ты это, лапуля, передай почтенному господину за шторкой, что с ним хотят поговорить о ПОСЫЛКЕ.
— Почтенному? — девушка неуверенно облизнула губы.
Из присутствующих видела его только я, поэтому пришлось добавить:
— Маленькому такому, седому, с добрым голосом.
Монетка в пять медяков выскользнула из моих пальцев и почти мгновенно исчезла под тряпкой, которой девушка протерла край стола.
— А-а-а. Вспомнила, — она закивала головой. — Передам, чего бы не передать.
И подмигнув заалевшему щеками Пушке, двинулась к той самой нише, в которой я заметила одетую в черное фигуру.
— Лапуля, — дождавшись, пока она отойдет, юный кавалер из знатного рода скопировал интонацию Гектора, с трудом изобразив низкий голос, но так и не добившись нужной опытной хрипотцы. — Привет, лапуля… кх-кх… Пока, лапуля.
— У тебя всегда так быстро свидания проходят? — поддела я.
— Становись в очередь, ла-пу-ля, если уж так любопытно, — ответил нахал.
Кошель вздохнул, возвел глаза к потолку, ничего дельного там не обнаружил, снова посмотрел на нас и постучал согнутым пальцем по столешнице, возвращая наше внимание.
— Напоминаю, о встрече попросили именно мы, поэтому любую драку за шторой нам и припишут. Придется хитростью выманить их на улицу, сказать, что артефакт находится в нашей карете. Вне трактира я оглушу бойцов, а вы трое — постарайтесь справиться со старичком, используя внезапное нападение. Если не получится, хотя бы задержите, а там уже подоспею я.
Боги мои, надеюсь, никто из подданных не узнает историю юности своей герцогини. Как она и еще двое мужчин под покровом ночи… в одном из притонов… напали на старца-любителя книг. Хорошо хоть не булочку у ребенка отнимаем.
За соседними столами никого не было, но после встречи с давним знакомым, Кошель говорил очень тихо, предпочитая не рисковать. В итоге мы, сблизившие головы, скорее всего были похожи на заговорщиков… кем, по сути, и являлись.
Интересно, сколько бы мы без Тристана здесь продержались, минуту или две? Наверное, ворвались лихим набегом в дверь и тут же вылетели бы в окно под крики и смех наемников. Все же планирование пока не самая моя сильная черта, а вот удачливостью можно гордиться. Хотела Кошеля пригласить в качестве опытного бойца, а получила прекрасного знатока столичных опасных заведений.
Официантка подошла к нам не скоро. Она еще пару раз заносила подносы с напитками в ту самую нишу и только потом подозвала нас:
— Ждут вашу посылку, — сказала она.
Пушка дернулся и открыл рот, пришлось снова наступать ему на ногу.
— Спасибо, лапуля, — ответил Гектор. И почему-то очень довольно посмотрел на младшего Беранже.
Мужчины они как дети, возраст не помеха задирать друг друга и отбирать игрушки у младших.
До ниши я дошла, следуя за наставником. Держась в полушаге за ним и с подозрением поглядывая по сторонам. Продолжая играть телохранительницу, зайдя внутрь, первым делом внимательно осмотрела присутствующих. Один, два, три, четыре, пять. Это были они.
Седовласый глава шайки и четверо его то ли телохранителей, то ли слуг.
17.3
— Мы от Посылки, — сказал Гектор, привычно проведя рукой по поясным ножнам.
— Что-то вас много, — ответил старичок. — А где сам Том?
— Том? Не знаю такого. Может быть вы про Свена, курьера дворового? Если про него, так он в дворцовой темнице. Я его, стервеца, лично туда отправил. За кражу.
Говорил Гектор спокойно и размеренно, словно и не нервничал совершенно. В отличие от меня.
На дальней из длинных скамеек, окаймляющих стол, сидел знакомый мне невысокий старец, тот самый, который грозил изрезать лица сестрам, дал приказ убить мою семью, и по чьей вине недавно тяжело пострадала охрана Посольства Эльвинеи и едва спаслась мачеха.
Седые волосы сосульками висели вдоль его лица, как и в прошлый раз скрытого безликой белой маской, на тонкой шее виднелись многочисленные цепочки, уходящие вниз за край сорочки. В «Кабаньей ноге» его приходилось рассматривать искоса, да еще и при свете одинокой свечи, поэтому некоторые детали ускользнули.