Так что арестантам повезло, что им противостояли обыкновенные палачи. Таких потом назовут вертухаями. Они умели только хорошо убивать. Но убивать, как мясник убивает на бойне свинью, когда жертва стоит неподвижно и ждёт смерти. А если жертва вдруг сама становится палачом и норовит принести бывшего палача в жертву, вот тут часто те, кто только что готов был убить, разом теряются. И неспособны даже себя толком защитить.
Несколько человек из расстрельной команды успели выстрелить. И двое арестантов упали, раненые или убитые. Но остальные жертвы навалились на своих палачей, и пошла схватка не на жизнь, а на смерть.
Сергей атаковал конвоира самым первым. Как только он увидел, что ближайший из красноармейцев целится в Зиньковского, он резко стартанул и в прыжке ударом ноги сбил того с ног. Винтовка брякнулась на землю, но поднимать её времени не было – Сергей тут же переключился на следующего стрелка. Тот выстрелил, но промахнулся. Лёва с лопатой наперевес прыгнул в его сторону, но не успел – Сергей ударом ноги в голову послал мазилу в нокаут. И тут же рукой отбил направленную в его сторону винтовку третьего конвоира, а потом кулаком в челюсть выключил свет и ему.
А дальше уже некого было «выключать» – по кладбищу катались, рыча и матерясь, клубки тел. Ещё одного из расстрельной команды, который разбил прикладом голову тому самому Сеньке-Жмоту, что ругался с Лёвой в камере, Зиньковский буквально лишил головы. Он одним прыжком подскочил к палачу и лопатой рубанул того по шее. Потом кивнул Сергею:
– Всё, хлопец, делаем аллюр три креста! Уносим ноги!
…Всё это пронеслось в его голове стремительным калейдоскопом. Как будто фильм на убыстрёнке прокрутил, где в главной роли – он сам. Если бы кто сказал год назад Сергею, что он будет скакать на коне в далёком прошлом рядом с будущим легендарным помощником Махно Лёвой Задовым, который и не Задов вовсе, он счёл бы это шуткой, каким-то розыгрышем. Но вот который месяц он находится в этом самом далёком прошлом – и всё никак не может привыкнуть, что это всерьёз. Что вокруг реально гибнут люди, и что его точно так же могут убить.
– Так шо, хлопец, расскажешь мне про себя или как?
А Зиньковский продолжал сверлить его своими глазами-буравчиками, и было видно, что не просто так он спрашивал. И явно не отстанет, пока не получит ответ.
– Я, Лёва, на самом деле из дворянского сословия. Но типа незаконнорождённый.
– Байстрюк, что ли?
– Ну, можно и так сказать. Отец мой – князь, а мамка – простая кухарка. Мы как с братом родились, отец отправил её за границу, там поселил в имении своём, и мы там росли. Там и воспитание получили.
– А где то имение? Во Франции? Или где?
– В Германии.
– А ну скажи шо-нибудь по-ихнему. Язык-то знаешь?
Сергей с удивлением посмотрел на Зиньковского. А ведь он его проверяет. Прощупывает. «Зачем? Какая разница, жил я за границей или нет? Мы же оба для Махно никто, а этот допрашивает меня прямо как шпиона. Ой, непростой этот Лёва человек, явно не простой».
– Ну, знаю.
Сергей помолчал, затем произнёс по-немецки фразу:
– Ich habe in Deutschland gelebt, ich spreche gut Deutsch, aber ich habe trotzdem hauptsächlich auf Russisch kommuniziert, daher kann ich nicht sagen, dass mein Deutschniveau einwandfrei ist.
Лёва хлопнул себя обеими руками по ляжкам и расхохотался:
– Ай, молодца, чистый немец, твою в Бога душу мать! Чего сказал-то?
– Чтобы ты, Лёва, пи…л поменьше! – огрызнулся Сергей.
– Га-га-га, во даёт дворянчик, – Лёва аж поперхнулся смехом и закашлялся, утирая слёзы. – Ты прямо как наши юзовские босяки, за словом в карман не лезешь. Это тебя кто ж так научил лаяться?
– Жизнь научила, Лёва. Ты чего меня допрашиваешь? Вот к Махно приедем, там нас обоих допросят.
Лёва перестал смеяться и снова уставился на Сергея своими сверлильными глазами:
– Я за то тебя тут пытаю, шоб я за тебя мог поручиться. Меня у батьки многие знают ещё по семнадцатому году. Да и до революции я много с кем дело имел, и все они сейчас у батьки. Так шо меня допрашивать не будут. Может, я буду допрашивать. Так чего время терять?
Сергей задумался. А ведь прав Зиньковский, ой как прав. Лучше его рекомендации ничего и не предвидится. К Махно кто его подпустит? Придёт такой Сергей к атаману и начнёт ему про будущее рассказывать? Так Нестор Иванович его и послушает. А времени-то нет совсем…
– Ладно, Лёва, прав ты на все сто. Ты, конечно, можешь мне не поверить, но у меня есть важные сведения для батьки. Я знаю, что Нестор Иванович заключил союз с большевиками и воевал против Деникина в составе Красной армии. Но с большевиками ему не по пути…
Сергей немного помолчал, потом продолжил:
– Мы с братом вернулись из Германии в Россию после революции. Это вышло случайно, наша мама работала кухаркой у одного большевика, его фамилия Антонов. И когда в феврале семнадцатого года свергли царя, этот большевик собрался назад, в Россию. А у мамы было письмо от нашего отца, что он заболел и хочет попрощаться с сыновьями, то есть с нами. Вот она и попросила этого Антонова взять нас с собой. Так мы вернулись в Россию.
– А чего ж она работать пошла, ежели в имении вы жили?
– Мама не могла вот так просто сидеть и ничего не делать. Опять же, там, в Германии, с кем общаться? Немецкого она не знала. А там много наших русских было, политические в основном. Вот она с ними как-то сдружилась, потом стала у них работать. Она привыкла быть самостоятельной. Может, скопить нам денег хотела…
– Интересный поворот. Шо ж, всё в жизни может быть. Ты дальше-то говори, при чём здесь батька?
– Я тебе всё, Лёва, рассказывать не буду. Я батьке всё расскажу.
Зиньковский с интересом посмотрел на Сергея:
– Да кто тебя, малой, до атамана допустит? Я-то личность известная, многие меня удостоверить могут – и то я не того уровня птица, шоб с батькой вась-вась. А тут ты такой нарисовался – щас тебя прямо к Нестору Ивановичу проведут под белы ручки. Ты мне расскажи обстоятельно, а я, если увижу в твоём рассказе интерес батькин, то сам лично доложу и постараюсь, шоб он тебя выслушал.
Сергей понял, что ему не отвертеться – Лёва из него душу вымотает. Не зря, видать, Махно его в будущем поставит разведкой командовать.
– Ладно, слушай. В общем, как приехали мы, то в имение отца не попали. После того, как царя скинули, такое началось… Жили у родственников мамы в Питере, а пробираться надо было на Украину… Имение-то отца под Киевом было.
– А как фамилия папаши? – как бы между прочим спросил Зиньковский.
– Князь Барятинский. Александр Владимирович.
– Понятно. Не слыхал, но запомню. Ты рассказывай, я слушаю.
«Этот запомнит. Надо будет потом аккуратно версию отредактировать. Но это потом, когда с Махно удастся переговорить. Если все мои прогнозы сбудутся, то и с Лёвой разберусь…» – Сергей мысленно поставил себе заметочку.
