Глава двадцать третья. «С нашим атаманом не приходится тужить…»
Совещание затянулось. Сначала всё шло по плану, Махно раздал всем задания и собирался перейти к последнему вопросу – что делать с Григорьевым, и тут на тебе! Такой вот сюрприз. Не, как этот хлопец уделал Щуся – любо-дорого было поглядеть, но потом оказалось, что циркач этот не только руками-ногами махать горазд. Язык у него работает тоже будь здоров! Но то, о чём рассказал ему этот странный гость, не укладывалось в голове атамана. Поэтому он сначала отослал всех своих командиров и решил переговорить с этим Сергеем Юрьевским самолично.
Пока что Махно просто не знал, как отреагировать на неожиданно полученные сведения, что ответить. С одной стороны, он понимал – этот хлопец говорит правду. Он помнил, как 29 апреля к нему в Гуляй-Поле отправился сам командующий Украинским фронтом Антонов-Овсеенко. Махно тогда встретил его почётным караулом, проводил к себе как дорогого гостя. Этот большевик, бывший дворянин, между прочим, просто ужом вертелся перед ним, простым крестьянским сыном. Орден Красного Знамени ему вручил, обещал всяческие блага. Мол, вы, Нестор Иванович, надежда революции и опора Советской власти, надо дать отпор Деникину, потому как завоевания революции в опасности, снова помещики возвернутся и будут угнетать трудовой народ. Ну и он тогда в ходе переговоров пошёл на уступки – осудил наиболее резкие положения резолюции Третьего районного съезда Советов Гуляйпольского района. И пообещал препятствовать выборности комсостава в частях Красной армии, которые были в его подчинении.
Хотя на том съезде именно он, Махно, в своём выступлении говорил, что Советская власть изменила октябрьским принципам, а Коммунистическая партия узаконила свою власть и оградила себя чрезвычайками. Вместе с Щусем, Коганом и Мавродой Махно подписал резолюцию съезда, в которой выражалось неодобрение решений 3-го Всеукраинского съезда Советов в Харькове о национализации земли, протест против ЧК и политики большевиков. И они тогда требовали удаления всех назначенных большевиками лиц с военных и гражданских постов.
Но потом он, Махно, выдвинул принципиально новую идею долгосрочного сосуществования различных политических течений в рамках одной системы власти. И этому Антонову-Овсеенко он тогда сказал, что для решительной победы над белыми должен быть установлен единый революционный фронт. Поэтому он, Махно, стремится не допускать междоусобиц между различными элементами этого фронта. Только ясно было одно – большевики не могут справиться с белыми без него.
То же самое ему и сказал этот хлопец. Но тут же он рассказал, что будет дальше. Ведь не зря этот Каменев приехал в Екатерино слав. Причём он приехал на Украину отбирать хлеб у крестьян. Отбирать для Москвы! То есть вы, ребята, за нас тут воюйте с белыми, а мы пока вас тут грабить будем? Вот ведь гниды какие! И теперь, оказывается, этот чрезвычайный уполномоченный Совета обороны красных потребовал ликвидировать Военно-революционный совет в махновском районе. То есть его власть, власть Нестора Махно! И понятно, что как только он ослабнет в борьбе с деникинцами, большевики тут же его к ногтю!
Махно снова обернулся к Сергею:
– То есть ты этого Антонова-Овсеенко хорошо знаешь? Он у большевиков важная птица?
Сергей, стоявший у окна то ли в роли пленного, то ли в роли гостя, скривился. Вот ведь батька недоверчивый какой – по три раза переспрашивает. Но, с другой стороны, это тактика допроса такая хитрая – если он, Сергей, врёт, то где-то на мелочах проколется, где-то что-то не состыкуется. Хитрый какой этот Нестор Иванович. Всего только тридцатник ему стукнул, а уже матёрый волчара.
– Я не сказал бы, что хорошо его знаю – какое-то время мы с братом при нём состояли вестовыми, что ли… Знаю, что во время революции он Зимний дворец брал, Временное правительство арестовывал. Сейчас командует Южным Украинским фронтом. Вернее, командовал – как раз сейчас его вроде должны перевести на работу по заготовке хлеба. Вы, Нестор Иванович, знаете, что такое продразвёрстка?
Махно хмыкнул.
– Да уж знаю, сталкивались не раз, как комиссары хлебушек у народа отымали. Мы рабочему революционному классу и сами помогали, как могли. Хлеб голодающему Питеру отсылали. Но эти упыри большевистские – они же всё подчистую выметали.
– Вот-вот. Оттого повсюду крестьянские восстания против Советской власти происходят. Вон, на Дону то же самое – начали большевики расказачивание, начали хлеб и скот у казаков отбирать, те и подняли бунт. И так повсюду, где, так сказать, внедряется Советская власть.
Махно недоверчиво посмотрел на Сергея.
– А ты-то откуда это знать можешь? Ты ж, насколько я понимаю, то с цирком катался по Екатеринославской губернии, то у Щуся в погребе сидел, то потом у красных в тюрьме.
– В тюрьме, кстати, много крестьян сидит. Тех, которые хлеб не хотели продотрядам отдавать. Или которые против власти большевистской. Порассказали много чего. Да и видел кое-что в сёлах. С людьми разговаривал. А что касается того, что в тылу у белых происходит, так тоже, знаете ли, Нестор Иванович, слухами земля полнится. Опять же, вы вон свою газету выпускали, листовки распространяете. Так и другие газеты есть, и листовки тоже.
Батька пренебрежительно махнул рукой.
– Так то – агитация и пропаганда. Мало ли что там в тех газетах напишут.
Сергей ухмыльнулся.
– В каждой агитации есть доля правды. Как и в слухах. Есть такая наука – логика называется. Которая учит анализировать информацию. Вот я и анализирую все те сведения, которые у меня есть. Мало того, я могу делать выводы о том, что произойдёт в будущем. Поэтому, рассказав вам о том, что Каменев говорил Антонову-Овсеенко, не трудно спрогнозировать ваш, Нестор Иванович, извиняюсь, конец.
Махно резко повернулся к Сергею и угрожающе прошипел:
– Ты свои замашки, барчук, брось. Биттедритте, гнозировать-клистировать. Конец всем нам будет, и меня когда-то кончат, только пока шо руки у всех коротки батьку Махно срубать!
Сергей рукой остановил рвущуюся из груди батьки злобу и быстро заговорил:
– Нестор Иванович, успокойтесь. Если хотите знать, то никто вас не срубит. Потому как вам же цыганка нагадала, что проживёте вы до конца этой войны и дальше. А я про вас много чего знаю, потому что читал донесение Антонова-Овсеенко самому Ленину. Вы же с Лениным встречались, и с Троцким, и со Свердловым. И сами прекрасно понимаете, что они за люди и можно ли им доверять.
Махно внимательно посмотрел на парня.
– Я-то понимаю. А вот ты как-то слишком уж много знаешь. И про мои встречи с большевиками, и про то, что мне цыганка нагадала. Шо, и про это твой Антонов-Овсеенко Ленину докладывал?
Сергей улыбнулся.
– Ну, об этом по Екатеринославщине легенды ходят, так сказать, народное творчество. Люди про вас, Нестор Иванович, уже сказки слагают, былины. Но бог с ними, с легендами. Давайте вернёмся к анализу. Итак, на сегодняшний день вы очутились между молотом и наковальней. С одной стороны, вы в тылу у белых. С другой стороны, вы в немилости у красных. Но ни те, ни другие с вами воевать не хотят. Потому что и те, и другие понимают, что вы – серьёзная сила. А самое главное, и те, и другие вас хотят использовать. Но теми, кого используют, обычно не дорожат. Поэтому вывод напрашивается очевидный: вам нужно лавировать между ними, балансировать, не принимая ничью сторону. Белым будет достаточно, если вы не будете громить их тылы и не ударите в спину. А красным, конечно, нужно, чтобы ваше войско с белыми рубилось. Но вы, Нестор Иванович, можете предложить им компромисс – например, помочь справиться с Григорьевым.
