Махно, нервно ходивший по комнате взад-вперёд, остановился и, развернувшись к Сергею, внезапно спросил:
– А ничего, шо атаман Григорьев – мой боевой товарищ? Мы вместе белых били в Красной армии!
Сергей подошёл к батьке и пристально посмотрел в его глаза. Махно как-то даже стало немного не по себе – этот юноша как будто в душу ему глянул.
– Нестор Иванович, бросьте вы! Какой Григорьев вам товарищ? Мародёрство, грабежи, постоянные еврейские погромы, причём его казачки убивали не только евреев, но всех подряд. Только в Екатеринославе и его предместьях было убито около ста евреев и вдвое больше – русских. А лозунг его «Долой жидов и кацапов, пусть живёт независимая Украина!»… То с петлюровцами крутил, то с Деникиным снюхался. Опять же, Григорьеву дела нет до крестьян, он за куркулей стоял всегда. Так что вам с ним, Нестор Иванович, не по пути. Путается под ногами, мешает. Но самое главное – он ведь вас, Нестор Иванович, предал. Вы же деникинских лазутчиков поймали?
Махно переменился в лице.
– А это ты откуда могёшь знать? Тоже цыганка нагадала? Или молва про то прошла промеж селян? Ты, может, сам деникинский лазутчик? И твоё задание – поссорить меня с Григорьевым?
Сергей рассмеялся:
– Нестор Иванович, ну какой прок ссорить вас с Григорьевым? Кому от того хуже или лучше? Красные его уже разбили, он им больше не угрожает. Белым вас ссорить с ним смысла нет – он вас не одолеет, а с ними воевать не хочет. Моя задача – сберечь вас. Поэтому и советую с Григорьевым покончить, а вот с красными и белыми пока не воевать. Пока. Если сами нападут – то понятное дело, надо будет обороняться. Но, думаю, и красные, и белые очень скоро сами к вам своих послов зашлют.
Махно промолчал, немного походил по комнате, о чём-то раздумывая. Потом подошёл к Сергею и положил ему руку на плечо.
– Ты, хлопец, вот чего. Сейчас всех командиров своих позову, ещё раз расскажешь уже всем, о чём те большевики говорили, а потом уже будем советоваться, что с Григорьевым решать…
Глава двадцать четвёртая. Смерть атамана Григорьева
Тачанка была добротной – лёгкая, не клёпанная из железа, а сделанная из дерева, на новых рессорах, запряжённая тремя лошадьми… Она быстро катила по дороге, почти не подскакивая на ухабах. Впереди скакали махновцы, а в тачанке ехал сам батька Махно. Сзади колесили ещё три тачанки, за ними скакал небольшой отряд – батька взял с собой свою личную сотню.
Сергей хотя и был хорошим кавалеристом, с радостью принял приглашение батьки ехать к Григорьеву на его личной тачанке. Он сразу понял, что Нестор Иванович не все вопросы решил для себя и хочет ещё с ним поговорить. И примерно понимал, о чём именно он будет с ним разговаривать.
– …Вот ты, Сергей, с малых лет жил на всём готовом, горя не знал. Это я к тому веду, шо ты не видел, как народ российский живёт.
Сергей перебил батьку:
– Так и вы, Нестор Иванович, не видели, как народ в России живёт. Вы ж в Украине жили, потом по каторгам да по тюрьмам…
Махно поморщился:
– Народ шо в России, шо в Украине жил одинаково. Народу шо надо? Ему власть нужна, крепкая, сильная. И не важно, царь это будет, или Ленин – людям плевать, красные или белые, помещики или там Дума, или ж хто ещё. Селянам дай землю, дай возможность её обрабатывать, хлеб растить и до хлеба. А рабочим – работу и возможность семьи свои кормить. Рабочий, опять же, получал 20 рубликов в месяц, один мог содержать свою семью. Не спорю – это не так и много, но на еду и на одёжу хватало. Образование можно было начальное получить бесплатное. Земские, церковно-приходские или заводские школы для селян и рабочих – добро пожаловать. Ну, ясно дело, в гимназии или дальше, в университеты какие уже тяжело было поступить, но можно было. Нихто не препятствовал, только больно уж надо было деньжат поднакопить. И не за учёбу, а в основном жильё снять да жрать что-то. Но за саму учёбу всего пятьдесят рублей в год надо было платить. А ежели отличник, то от платы освобождался и ещё именную стипендию студент мог получить. Вот и получается – было бы желание учиться. Далее, больных бесплатно лечили в муниципальных больницах. Да и на заводах служили фельдшера, которые тоже принимали и рабочих, и их семьи.
Сергей снова возразил:
– Так царя ж почему-то свергли. И потом Временное правительство – тоже.
Махно усмехнулся:
– Революцию хто делал? Те, кому терять было нечего, кроме своей кабалы. А царя скинули сами генералы и помещики. Власти им захотелось. А потом уже их народ не захотел терпеть. Потому что грабили народ-то. Продразвёрстку ещё при Николашке ввели, хлеб начали у селян отбирать, да только не вышло ничего. Когда у народа последнее отымают, то кому такое понравится? Ежели при царе помещик нормальный был, то оброк у него был божеский, давал своим крестьянам возможность нормально работать на своей земле, они ему и отдавали часть урожая. Как бы аренда. Но всем хватало. Потому до того, как война эта мировая началась, не было бунтов. Только ежели помещик грабить своих крестьян начинал, ежели озоровать начинал – того и жгли. А тех, хто понимал насущный момент, – тех не трогали.
Сергей удивился:
– Не ожидал, что вы, Нестор Иванович, так разбираетесь в экономических вопросах.
Махно внимательно посмотрел на Сергея, потом сдвинул свою папаху на затылок.
– Я восемь лет по тюрьмам да по каторгам, как ты сам счас сказал, мотался. И в тюрьме с умными людьми повстречался. Они многому научили, книги давали читать. С Петром Аршиновым там как раз познакомился, я потом с ним тебя сведу. Петро меня и натаскал по всем наукам – по математике, словесности, истории. Я даже французским языком занимался.
Батька улыбнулся и произнёс фразу на французском языке:
– Un scientifique est une personne qui non seulement connaît la science, mais sait également comment appliquer les réalisations scientifiques dans la pratique.
У Сергея от удивления глаза полезли на лоб.
– Нестор Иванович, да вы полиглот. А что вы сказали?
– Я сказал, шо ученый – это человек, который не только знает науки, но и умеет применять научные достижения на практике. Я, конечно, не совсем хорошо могу по-французски, но кое-шо понимаю и немного могу говорить. А хто это – полиглот?
– Полиглот – тот, кто несколько языков иностранных знает.
Махно махнул рукой.
– Не, я тока французский немного знаю. Думал, как мировую революцию будем делать, так пригодится. А потом понял: кому у нас нужна эта мировая революция? Самим бы у себя разобраться, да жизнь сделать нормальной для всех, шоб по справедливости всё.
Сергей покачал головой.
– Не будет никогда так, чтобы справедливость для всех была одинаковой. Что для одних хорошо – то для других будет плохо. Вон, красные приходят – свою справедливость устанавливают, расстреливают дворян, зажиточных крестьян и казаков, тех, кто против них. Белые приходят – тоже справедливость по-своему понимают. И расстреливают уже тех, кто против них.
