– Но в командной палатке…
– Вы ничего не поняли, – оборвал его Рутан. – Похоже, ни один из вас не понял. Она предложила поднять взгляд и заглянуть в глаза Увечному богу. Заглянуть и почувствовать. Только у вас, Добряк, ничего не вышло, верно? А у вас, Кулак Сорт, вышло бы? Лостара? У любого из троих?
– А у вас самого? – выкрикнул Добряк.
– Ни за что.
– То есть она с нас просто посшибала спесь – вот только чего ради?
– А почему нет? – возразил Рутан Гудд. – Вы все от нее чего-то требовали. Потом я ее вообще в угол загнал с этой дичью насчет служения ей. Ну, она и ответила. И это, друзья мои, было самым человеческим поступком адъюнкта из всех, что я до сих пор видел. – Он поднял на них свой взгляд. – До того момента я пребывал в нерешительности. Намерен ли я остаться? Или же ускакать прочь, подальше от всего этого? Причем, если бы я решил уехать, меня ведь вряд ли кто-то сумел бы остановить, верно?
– Однако вы здесь, – сказала Фарадан Сорт.
– Да. Я остаюсь с ней – до тех пор, пока я ей нужен.
Кулак Добряк поднял руку, словно бы намереваясь ударить Рутана.
– Но почему?
– Вы так и не поняли. Ни один из вас. Тогда слушайте. Никто из нас не осмелится заглянуть в глаза страдающего бога. Но она, Добряк, она-то осмелилась. Вы же от нее еще чего-то требуете – нижние боги, да что тут еще-то? Она испытывает все то сострадание, которое ни один из нас не может себе позволить. Там, за холодной броней – она чувствует то, что мы не можем. – Он вперил взгляд в Добряка. – А вы все требуете чего-то еще.
Камни потрескивали от жары. Кружили, поблескивая крыльями, какие-то насекомые.
Рутан Гудд повернулся к Фарадан Сорт.
– Ваши регуляры ничего не говорят? Не переживайте, Кулак. Может статься, они наконец осознали, где-то в глубине, на уровне инстинкта, что` именно она у них забрала. Что` хранит внутри себя, не позволяя растратиться. То лучшее, что в них есть.
Фарадан Сорт лишь покачала головой.
– Ну и у кого из нас тут, Рутан Гудд, наблюдается излишек веры?
Он пожал плечами.
– Жарковато здесь что-то.
Они смотрели ему в спину – одинокий силуэт, шагающий по направлению к дозорам и дальше, к лагерю. Воздух был чист – пыль в этой пустыне отсутствовала.
Наконец Добряк повернулся к Лостаре Йил.
– Вы хоть раз заподозрили, что он дезертировать собрался?
– Что? Нет, конечно. Это, Кулак, не человек, а ходячая загадка, чтоб его.
– Но как все это должно работать? – спросила Фарадан. – Когда мне нужно будет поднять в солдатах боевой дух, что, Худа ради, я им скажу?
После краткой паузы Лостара Йил кашлянула и ответила:
– Не думаю, Кулак, что вам потребуется что-то им говорить.
– Что вы имеете в виду? Вот только не надо повторять за Рутаном – он возлагает на сердце и рассудок обычного солдата слишком большие надежды. Если ты живешь, чтобы убивать, это не сообщает тебе какую-то исключительную мудрость.
– Не могу согласиться, – ответила Лостара. – Понимаете, все, что нужно сказать, вы говорите уже тем, что стоите рядом с ней, с адъюнктом. Истинной угрозой для армии является Кулак Блистиг, не делающий особой тайны из своей неприязни к адъюнкту и, как следствие, к вам ко всем. Если у него станут появляться сторонники… вот тогда-то и начнутся неприятности.
Добряк утер рукой пот со лба.
– И мудрость, Фарадан, тоже имеется. Та мудрость, что приходит с пониманием – в самой сердцевине твоей души, – насколько это хрупкая штука, жизнь. А мудрость эту обретаешь, лишив жизни кого-то другого.
– А как насчет тех, которые ни о чем и не задумываются? Это что, мудрость? Вряд ли. Скорее растущий… аппетит. Темная волна удовольствия, такого… притягательного. – Она отвернулась. Мне ли не знать. Я на Стене стояла.
Лостара вытянула руку, указывая:
– Сюда спешит посыльный. К кому-то из нас.
Они подождали, пока худой круглолицый солдат не приблизился. Солдат с обеими искалеченными руками. Правой он отсалютовал, а левой вручил Добряку восковую дощечку.
– Вас приветствует лейтенант мастер-сержант квартирмейстер Порес, сэр.
Добряк взял дощечку и вгляделся в нее.
– Солдат?
– Слушаю!
– От жары воск растаял. Надеюсь, ты запомнил сообщение?
– Так точно!
– Я готов слушать.
– Сэр, оно личное.
– Это от Пореса-то? Мне сейчас совершенно не до этого. Наши склоки давно в прошлом. Давай, солдат, выкладывай.
– Сэр, дословно там было следующее: «Личное сообщение от лейтенанта мастер-сержанта фельд-квартирмейстера Пореса Кулаку Добряку. Пламенно приветствую вас, сэр, и поздравляю с новым званием. Из вашего, да и из моего тоже, продвижения по службе вполне можно умозаключить, что сливки рано или поздно поднимутся вверх и т. п. Впрочем, как бы я ни был рад обсудить с вами во взаимной корреспонденции различные тонкости всевозможных идиом, причина для моего письма, увы, куда более официальная. Если быть кратким, назревает серьезнейший кризис. Как следствие, я хотел бы попросить вашего мудрого совета и предложил бы организовать между нами как можно более приватную встречу, когда вам только будет удобно. Искренне ваш, Порес». – Солдат отсалютовал еще раз и добавил: – Мне приказано дождаться ответа, сэр.
Повисла изумленная тишина. Фарадан Сорт сощурилась на солдата:
– Ты ведь был в тяжелой пехоте, верно?
– Так точно, Кулак, капрал Химбл Фруп.
– Как в войсках дела с моралью?
– На высшем уровне, Кулак.
– Говорят ли рядовые что-либо об адъюнкте? Я в неофициальном качестве спрашиваю.
Взгляд водянистых глаз на мгновение задержался на ней, потом снова ушел в сторону.
– Изредка.
– И что именно они говорят?
– Ничего особенного, сэр. В основном передают всякие слухи.
– И вы их обсуждаете?
– Нет, сэр. Попросту пережевываем, пока от них уже совсем ничего не останется. Тогда новые придумываем.
– Чтобы посеять недовольство?
Брови под кромкой шлема поползли вверх.
– Никак нет, Кулак. Это все… развлечение. Средство от скуки. Солдаты, сэр, со скуки делаются ленивыми, а когда солдат ленив, его и убить несложно. Или того, кто с ним рядом, а это еще хуже. Мы, сэр, терпеть не можем, когда скучно, только и всего.
– Передай Поресу, чтобы зашел ко мне в палатку, когда ему будет удобней, – сказал Добряк.
– Есть, сэр.
