Уголек уселась рядом с Милым и негромко сказала:
– Им пришлось взять оружие.
Милый посерьезнел.
– Боевое оружие.
Остальные подались вперед, слушая. Уголек нахмурилась.
– Точно. Капрал Рим решил пока не торопиться.
– Так что, сержант, – сказал Затылок, – нас тоже запихнут в другой взвод? Или дадут другой, где осталась только парочка морпехов?
Уголек пожала печами.
– Это еще решается.
Милый сказал:
– Не нравится мне, что случилось с десятым, сержант. Вот они здесь – и вот их нет. Как дым. Это неправильно.
– Суровый Глаз – грязная скотина, – сказала Уголек. – Бесчувственная.
– И позволил всем своим солдатам погибнуть, – добавил Затылок. – Хватит. Невозможно думать об этом, не сейчас. Головы отрывались, летели и падали на нас сверху. Каждый был сам за себя.
– А Скрип не такой, – сказал Милый. – И капрал Битум. И Корабб, Урб или даже Хеллиан. Они сплачивали морпехов, сержант. Берегли их головы, и люди оставались живы.
Уголек отвернулась.
– Думаю, многовато разговоров. Вы все ковыряетесь в болячках, и это отвратительно. – Она встала. – Нужно словечком перекинуться со Скрипом.
Сержант Урб подошел к Лизунцу.
– Взвод, встать.
Лизунец с ворчанием поднялся.
– Собери вещи.
– Есть, сержант. Куда направляемся?
Не отвечая, Урб пошел прочь, слыша тяжелый топот в двух шагах за собой. К такому Урб вовсе не стремился. Он знал в лицо почти всех морпехов армии. Тут память его не подводила. Лица. Легко. А вот люди, которые за ними скрываются – сложнее. Имена – невозможно. Впрочем, теперь-то, конечно, лиц осталось немного.
Лагерь морпехов и тяжелой пехоты выглядел ужасно – неорганизованно и безалаберно. Взводы располагались поодаль, оставляя пустоты там, где прежде стояли другие взводы. Палатки провисали на небрежно закрепленных кольях. Оружейные ремни, побитые щиты и поцарапанные доспехи валялись прямо на земле, вперемешку с костями родара и вываренными хребтами миридов. Повсюду воняли неглубокие ямы, куда рвало солдат – бойцы жаловались на желудочную инфекцию, но дело, скорее всего, было в нервах – последствиях битвы. Желчь у выживших все еще подкатывала к горлу.
А вокруг разливалось в своем размеренном безумии утро, как всегда бессмысленное. Светлеющее небо, жужжание туч насекомых, блеяние животных, ведомых на убой. Не было только одного. Никто почти не разговаривал. Солдаты сидели опустив головы, только иногда поглядывали пустыми глазами куда-то вдаль.
Словно осажденные. Среди пустот, среди сложенных палаток с привязанными кольями и колышками. Мертвым тоже нечего было сказать, но солдатыы сидели молча, прислушиваясь к ним.
Урб подошел к такому разорванному кругу сидящих солдат. Они поставили на угли котелок; запах от варева исходил тяжелый, алкогольный. Урб присмотрелся. Две женщины, два мужчины.
– Двадцать второй взвод?
Старшая из женщин кивнула, не поднимая взгляд. Урб видел ее прежде. Живое лицо, припомнил он. Острый язычок. Родом, наверное, из Малаза или из Джакаты. Явно островитянка.
– Всем встать.
На лицах, обратившихся к нему, читалась несомненная обида. У второй женщины, помоложе, смуглой и темноволосой, ярко-синие глаза блеснули гневом.
– Прекрасно, сержант, – произнесла она с незнакомым Урбу акцентом, – вы только что пополнили свой взвод. – Увидев за спиной Урба Лизунца, она сменила тон. – Тяж. – И уважительно кивнула.
Вторая женщина бросила на подругу тяжелый взгляд.
– Вы смотрите на тринадцатый, мальчики и девочки. Это они и взвод Хеллиан пили тогда кровь ящериц. Так что ну-ка все встали и живо, вашу мать. – И сама поднялась первой. – Сержант Урб, я – Пряжка. Вы пришли нас собрать; хорошо. Нам пора собраться.
Остальные встали, хотя молодая женщина все еще хмурилась.
– Мы потеряли хорошего сержанта…
– Который не слушал, когда кричали «ложись», – возразила Пряжка.
– Все время лез куда-нибудь, – сказал мужчина, картулианец с намасленной бородой.
– Любопытство, – добавил другой – невысокий широкоплечий фаларец с волосами цвета забрызганного кровью золота. Кончик носа был обрублен, уродуя лицо.
– Закончили с элегиями? – спросил Урб. – Хорошо. Это Лизунец. Лица я помню, так что всех вас знаю. Только назовитесь.
Начал картулианец:
– Фитиль, сержант. Сапер.
– Вертун, – сказал фаларец. – Костоправ.
– Целитель?
– На это не рассчитывайте – на здешней земле.
– Печалька, – назвалась молодая женщина. – Взводный маг. Сейчас почти так же бесполезна, как и Вертун.
– Арбалеты сохранили? – спросил Урб.
Никто не ответил.
– Значит, первым делом – в оружейную. Потом возвращайтесь сюда и приберите свинарник. Двадцать второй распущен. Добро пожаловать в тринадцатый. Лизунец, составишь им компанию. Пряжка, теперь ты капрал. Поздравляю.
Когда все ушли, Урб долго стоял неподвижно и, никем не замечаемый, смотрел непонятно на что.
Кто-то ткнул ее в плечо. Она застонала и повернулась на бок. Снова тычок, посильнее.
– Проваливай. Еще темно.
– Темно, сержант, потому что вы надели повязку.
– Я? Ну так и ты надень, и все будем спать дальше. Убирайся.
– Уже утро, сержант. Капитан Скрипач хочет…
– Он все время хочет. Как только они становятся офицерами, тут и начинается – делай то, делай это, без конца. Кто-нибудь, дайте кружку.
– Все кончилось, сержант.
Она нащупала плотную повязку на глазах и чуть сдвинула край – так, чтобы открыть один глаз.
– Этого не может быть. Давай найди еще.
– Найдем, – пообещал Дохляк. – Как только встанете. Кто-то ходил по взводам и считал. Нам это не нравится. Заставляет нервничать.
– Почему? – Глаз мигнул. – У меня восемь морпехов…
– Четыре, сержант.
– Пятьдесят процентов потерь – не так уж плохо для вечеринки.
– Вечеринки, сержант?
Она села.
– Вчера вечером у меня было восемь.
– Четыре.
– Правильно, четыре на два.
– Вечеринки не было, сержант.
Хеллиан потянула повязку, чтобы открыть второй глаз.
– Не было, ха! Вот что бывает, когда бродишь неизвестно где, капрал. Пропустил веселье.
– Видимо, так и есть. Мы растопили шоколад в котелке; подумали, вам понравится.
