Холодок пробежал у Араникт по спине.
– Если освободить сердце, – сказала Кругава, – он… сможет вернуться к ним.
– Да.
– От него все равно останутся куски, – сказал Банашар. – Сброшенный вниз, он разорвался на части. Но того, что здесь, хватит. А остальное, что ж, «о тухлом мясе Червь поет». – Он горько рассмеялся и посмотрел на Тавор. – Видите ее? Хорошенько смотрите, все. Она – безумие амбиций, друзья. Прямо из-под рук форкрул ассейлов и самих богов она собралась украсть сердце Увечного бога.
Королева Абрастал судорожно выдохнула.
– Моя четырнадцатая дочь сейчас приближается к Южным королевствам. Она – выдающаяся колдунья. Если мы собираемся продолжать разговор о тактике, я постараюсь открыть к ней путь…
Адъюнкт прервала ее.
– Ваше величество, это не ваша война.
– Простите, адъюнкт Тавор, но я считаю, что моя. – Она повернулась к своему вождю баргастов. – Спакс, твои воины рвутся в драку – что скажешь?
– Куда поведешь, величество, туда белолицые гилки и пойдут.
– Отатараловый меч, который я ношу…
– Еще раз прошу прощения, адъюнкт, но моя дочь черпает из силы, которая все-таки старше. Омтоз Феллак.
Тавор заморгала.
– Понимаю.
Заговорил Брис Беддикт.
– Смертный меч Кругава, если вы согласитесь на союз с королевой Абрастал, согласитесь ли на союз со мной?
Седая женщина поклонилась.
– Принц и ваше величество, это честь для изморцев. Но… – Она помедлила и продолжила: – Должна сказать всем: я неприятная компания. Зная, что ожидает Охотников за костями… с чем им предстоит столкнуться в одиночку, им, израненным, как сердце, которое они хотят освободить… У меня действительно мрачное настроение, и вряд ли оно изменится. Когда я в конце ударю по Шпилю, вам трудно будет со мной сравниться.
Брис улыбнулся.
– Достойный вызов, Смертный меч.
Адъюнкт снова подошла к Ханават.
– Драгоценная мать, – сказала она. – Хочу спросить: пойдут ли хундрилы с Охотниками за костями?
Ханават не сразу смогла ответить.
– Адъюнкт, нас мало.
– И тем не менее.
– Тогда… да, мы пойдем с вами.
Королева Абрастал спросила:
– Адъюнкт, мне вызывать Фелаш, мою четырнадцатую дочь? Нужно обсудить вопросы тактики и снабжения. С вашего позволения, я…
– С меня довольно! – заорал Блистиг и повернулся, чтобы уйти прочь.
– Стой на месте, Кулак. – Голос Тавор звучал как обнаженная сталь.
– Я увольняюсь…
– Запрещаю.
Он уставился на нее, разинув рот.
– Кулаки Блистиг, Добряк и Фарадан Сорт, нужно готовить роты к завтрашнему маршу. Завтра на рассвете я жду вас с отчетом. До тех пор свободны.
Добряк ухватил Блистига за руку и вывел наружу, Сорт последовала за ними с сухой ухмылкой.
– Омтоз Феллак, – пробормотал Банашар, как только они ушли. – Адъюнкт, я и в прошлый раз достаточно простыл. Вы меня извините?
Тавор кивнула.
– Капитан Йил, пожалуйста, проводите нашего жреца, чтобы не потерялся.
Потом она бросила взгляд на Араникт, словно спрашивая – готовы? В ответ Араникт кивнула.
Абрастал вздохнула.
– Хорошо. Начнем?
Араникт видела, что навоз в костре догорел до пепла. Она отбросила короткий окурок последней самокрутки и встала, подняв взгляд на Нефритовые Копья.
Сделаем, что сможем. Сегодня мы дали такое обещание. Что сможем.
Один бой. Ох, Тавор…
Как ни устала она, как ни намучалась, самым трудным было возвращение через лагерь Охотников за костями. Лица солдат, тихие разговоры, редкий смех – каждая сцена, каждый звук кололи ее сердце, словно острие кинжала. Я гляжу на мертвых мужчин, мертвых женщин. А они еще не знают. Не знают, что их ждет, что она хочет с ними сделать.
А может быть, знают.
Без свидетелей. Я слышала об этом, слышала, что она говорила им. Без свидетелей… это значит – не выживет никто.
Он хотел созвать их всех во время переговоров адъюнкта, но перетасовка взводов заняла больше времени, чем ожидалось – как ни глупо, это хороший знак. Даже при том, что в круге солдат у каждого костра зияли безмолвными завываниями пустые места, морпехи и тяжи будто приросли к земле. Приходилось их тянуть, пинать, тащить, чтобы сдвинуть со старого места.
Чтобы приспособиться к новому, нужно отказаться от старого; и сказать легче, чем сделать, ведь нужно признать, что старое умерло, ушло навсегда – как бы ты ни упрямился, как бы ни упирался.
Скрипач знал, что он такой же. Совсем как Вал, если на то пошло. Тяжи и морпехи были похожи на перемолотое месиво. Стоя наверху, как костоправ над изуродованным пациентом, пытающийся разобрать, на что же он смотрит – найти хоть что-то знакомое, – он наблюдал, как они медленно стекаются в низинку, где он назначил сбор. Солнце уже садилось, солдаты, посланные на розыски отсутствующих, возвращались, таща за собой хмурых найденных… да, сцена неприятная, и в пыльном воздухе копилось негодование.
Он ждал, испытывая их терпение, пока наконец в быстро сгущающихся сумерках не подтянулся последний непокорный – Корик.
Ясно. Вдалбливай сколько угодно; если череп стал твердокаменным, внутрь ничего не проникнет.
– Итак, – сказал Скрипач, – теперь я ваш капитан. – Он оглядел их – только половина вообще обращала на него внимание. – Если бы Скворец мог видеть меня сейчас, наверное, задохнулся бы… Никогда я не годился на что-то, кроме того, кем был в самом начале. Сапер…
– Так что, – раздался голос, – нам пожалеть тебя?
– Нет, Суровый Глаз. Вы все так жалеете себя, что на меня ничего и не останется, да? Гляжу я на вас и, знаете, о чем думаю? О том, что вы больше не «Мостожоги». Совсем.
Даже в сумерках было видно, с какой злобой все уставились на него.
– Ага, – сказал он. – Понимаете, еще в Чернопесье стало окончательно ясно, что мы – ходячие мертвецы. Нас хотели сровнять с землей, и, проклятье, этим почти и кончилось. В туннелях Крепи – в могилах «Мостожогов». Могилах, которые они выкопали собственными руками. Слыхал, что некоторые сбежавшие добрались до Черного Коралла, и их тела оказались в Семени луны в тот день, когда его покинули тисте анди. Конец истории, но, как я и говорил, мы видели конец заранее.
Скрипач замолчал от нахлынувших воспоминаний – миллион потерь добавился к тому, что он чувствовал сейчас. Потом встряхнулся и снова оглядел всех.
– Но вы… – Он покачал головой. – Вы слишком тупы, чтобы понять, что стучит вам в голову с самого И’Гхатана. Простодушные дураки.
