– Я нашел тебе меч, но надо, чтобы носитель меча оказался его достоин.
Силкас Руин огляделся вокруг себя.
– Вот здесь?
– Нет, не здесь. Здешнее оружие помнит лишь поражение.
Из вихрящейся вокруг бога тени появился меч и со звоном упал к ногам тисте анди. Тот опустил взгляд – и резко выдохнул:
– Где ты его нашел?
– Узнаешь?
– Хустов клинок… но мне неизвестный. – Он поколебался. – Я должен бы его узнать, поскольку прекрасно знаком со священной кузней. Эту драконью тему… ее ни с чем не спутать. Но, если судить по оковкам, клинок принадлежит к самому раннему периоду Хустова производства, я-то думал, что все их знаю. Где ты его раздобыл?
– Это, принц, совершенно неважно. Драконью-то тему ты распознал? Как оно правильно называется? Фигурная ковка? Именно так и может показаться, когда смотришь, как мило эти чешуйки поблескивают по всему лезвию. – Он хихикнул. – Именно так и может показаться.
– Это оружие слишком хорошо для того, кому я его предназначал.
– В самом деле? Вот ведь… незадача. Может, тебе удастся убедить своего приятеля взять себе твои мечи? А ты останешься с тем одним, что сейчас у тебя в руках. Считай, что это тебе дар от Престола Тени.
– С чего бы это мне ждать от тебя подобных подарков?
– Может статься, прочие здесь собравшиеся и оплакивают потерю Худа. Но не я. Слишком уж он был древним и лишенным юмора, да и уродливым еще вдобавок. Так что вот. Раз уж я не могу передать свои поздравления благородному убийце Худа, приходится довольствоваться его братом.
Силкас Руин снова перевел взгляд на меч.
– Когда мы оба были детьми, – пробормотал он, – ему очень нравилось таскать у меня мои вещи, поскольку он любил видеть, как я бешусь. – Он помолчал, вспоминая, и вздохнул: – Бесстрашием он отличался уже тогда.
Престол Тени хранил молчание. Остальные боги наблюдали за сценой со стороны.
– А потом, – прошептал Силкас Руин, – он похитил и мою скорбь. А я теперь даже не знаю… не знаю, что мне остается чувствовать.
– Надеюсь, скажи я «благодарность», это не покажется бестактным?
Силкас Руин бросил на бога пристальный взгляд, после чего произнес:
– Я принимаю твой дар, Престол Тени, и хочу кое-что дать в ответ. – Он махнул рукой в сторону прочих богов. – Эта банда тебе совсем не подходит. Предоставь их самим себе, Престол Тени, пусть что хотят, то и делают.
Бог издал негромкий смешок.
– Будь я их родичем, мне бы оставалась среди них только роль того дядюшки, что сидит себе в уголке, пьяный до беспамятства. По счастью – если это слово тут годится? – они мне не родные. Так что будь уверен, принц, твоему совету я самым покорным образом последую.
Силкас Руин поднял оружие. Вгляделся в богов, неторопливо переводя багровые глаза с одной жуткой рожи на другую. Потом исчез.
Дэссембрей резко развернулся к Престолу Тени:
– Что все это было? Что за игру ты затеял?
Вылетевший вперед посох Престола Тени ударил Господина Трагедий точно в переносицу. Тот неловко отшатнулся, рухнул набок. Престол Тени зашипел, потом произнес:
– Лучшая твоя часть, дружище, бродит сейчас по миру смертных. От пустоты, именуемой гордостью, он отказался уже давно. И теперь я наконец знаю, куда именно она подевалась. Что ж, похоже, тебя ожидает еще один урок скромности. – Он обвел собравшихся яростным взглядом. – Вернее, вас всех.
– Ну ты, выскочка сопливый… – прорычал Беру.
Но не договорил, поскольку Господина Теней с ними уже не было.
– Я занят, занят, занят.
Котильон приостановился посреди дороги.
– Сделано?
– Само собой, сделано! – отрезал Престол Тени, потом хмыкнул: – Здесь? Что это мы здесь делаем?
– Похоже, узнал это место?
– Эй, хватит уже сожалений. Меня от них тошнит!
– Я решил еще раз отметить его своим присутствием…
– Скажи еще – пометить, словно Гончая – фонарный столб.
– Сравнение грубое, но уместное, – кивнул Котильон.
– Что с тобой такое? – вопросил Престол Тени. – Ты вернулся в Цитадель? Отправил ее? Тумаков ей для этого надавать не потребовалось? В морду дать или оттрахать наскоро?
– Все, что ей требовалось, Амманас, – это мое позволение.
– В самом деле?
– Среди волков, что идут за тобой следом, – ответил Котильон, – всегда имеется один вожак. Жестокий, безжалостный. Покажите мне того бога или смертного, которого по пятам не преследуют волки…
– Хватит уже про волков. В конце концов, я и сам такой. Клыкастый, глаза горят, вонючая шерсть и ненасытимый голод – целая сотня волков, и каждого зовут «сожаление».
– Именно так, – кивнул Котильон.
– Так значит, ты усадил ее на лошадь, вручил меч и отправил назад по собственному следу?
– Именно – чтобы она убила самого большого и злобного из всех.
Престол Тени снова хмыкнул.
– Бьюсь об заклад, она при этом улыбалась.
– Поищи-ка дурачка, который согласится биться об этот заклад, – отозвался Котильон, тоже улыбнувшись.
Господин Теней обвел взглядом вокруг.
– Что-то ни одного не вижу. Не повезло.
Воздух заполнился криком чаек.
Тисте лиосан. Дети Отца Света. Во тьме рождается звезда, и небеса открываются всеобщему взору. Вифал провел рукой по выщербленной штукатурке. Там, где он царапал ногтями, от нее отваливались кусочки влажного мха. Фреска была примитивной, неумелой, и однако он заподозрил, что она куда новее, чем величественные произведения во дворце. Свет, льющийся словно кровь, тела на прибрежном песке, лица под шлемами сияют. Пылающее небо…
Немногим удалось пережить хаос гражданских войн. Они укрылись здесь, в этом лесу. И попытались навеки запечатлеть свои воспоминания посредством красок и цветной штукатурки. Интересно, откуда вообще берется такая потребность? Подобная нужда оставить после себя память о великих событиях, свидетелем и участником которых ты был.
Само собой, сделанное им открытие – здесь, в лесу над Берегом, на дне глубокого провала, незапланированно обнаруженного благодаря единственному неверному шагу, – повлекло за собой множество вопросов и загадок. Он обнаружил в себе потребность на них ответить, заполнить пробелы – подобные тем, что остались от осыпавшейся штукатурки или скрывались под гроздьями мха.
Ведь каждый из нас словно обернут историями, которые по мере накопления прожитых лет каменеют слой за слоем и придают форму нашей жизни. Можно взобраться на них и с высоты обозревать горизонты будущего – или же быть раздавленным их тяжестью. Можно ухватить лом и расколотить их на части, пока не останется лишь куча обломков. Можно истолочь эти обломки в пыль и смотреть, как ветер уносит ее прочь. Или же треклятым историям можно поклоняться, вырезая себе идолов и сочиняя увлекательные небылицы, чтобы поднимать свой взор все выше и выше, – но почву у тебя под ногами подобная фальшь сделает пустотелой и хрупкой.
