– И запечатать ей брешь.
Йедан Дерриг кивнул.
Вифал уставился на него – на угловатый профиль, на спокойные темные глаза, которые он не отрывал от Светопада. Клянусь мочой Беру, его что же, вообще ничем не растревожить? Князь Йедан Дерриг, твои солдаты будут смотреть на тебя, и я наконец начинаю понимать, что же они увидят. Ты – их стена, их собственный Светопад?
Значит ли это, что и ты ранен?
– Йедан, осуществимо ли это? То, что ты сейчас описал?
Тот пожал плечами.
– Моя сестра отказывается встать на колени перед Первым Берегом. Это часть ритуала, освящающего королеву шайхов, но она не желает его исполнять.
– Но почему же?
Оскалив зубы в мимолетной ухмылке, Йедан ответил:
– Мы, особы королевской крови, народ весьма противоречивый. Королева отказывается от освящения, князь не намерен производить на свет наследника, а что же Пробуждающаяся Заря? Наша Сестра Ночи? Покинула нас, покинула навсегда. Остались лишь мы с Йан Товис. Доводилось тебе, Вифал, бывать в летерийском городе?
– Ну, как бы да.
– Видел ли ты хоть раз шайха, идущего сквозь толпу летерийцев?
– Боюсь, что нет.
– Они не отрывают глаз от брусчатки. Виляют и уклоняются от любого, оказавшегося на пути. Совсем не так, как шел бы ты – в полный рост и занимая столько места, сколько тебе потребуется.
– Я думаю, Йедан, сейчас все изменилось – после того, что сделали ты и твоя сестра…
– И если теперь сунуть им в руки меч и приказать стоять где сказано, сражаться и умирать, но не отступить ни на шаг, то мыши превратятся в грозных леопардов? Скоро мы узнаем ответ на этот вопрос.
Вифал задумался над тем, что сказал ему князь, потом потряс головой.
– Значит, ваша, твоя и твоей сестры, королевская кровь делает вас исключением из только что обрисованного тобой правила? Уж вы-то точно не мыши.
– Мы прошли подготовку как офицеры летерийской армии – мы считаем это своей обязанностью, не перед королем Летера, но перед шайхами. Чтобы вести за собой, нужно, чтобы в тебе видели тех, кто за собой ведет, но еще важнее – научиться за собой вести. Это дар, который дала нам летерийская армия, но дар этот опасен, поскольку Йан Товис он чуть не поглотил – и хорошо еще, если так, учитывая ее нынешнее нежелание действовать.
– Если она не преклонит колени перед Берегом, – уточнил Вифал, – смогут ведьмы запечатать рану без нее?
– Нет.
– А будь их больше?
Йедан бросил на него косой взгляд.
– Хочешь сказать, если бы я их не поубивал? – Похоже, он что-то обнаружил у себя меж зубов, выковырял языком, разжевал и проглотил. – Трудно сказать. Может, смогли бы. Может, нет. Но они были слишком подвержены корыстному соперничеству. Более вероятно, что они сместили бы мою сестру или даже убили бы. А потом принялись бы убивать друг дружку.
– Но разве ты не смог бы их остановить?
– Я ровно это и сделал.
Помолчав, Вифал спросил:
– Но она ведь осознает опасность?
– Надо полагать.
– И ты не пытался ее переубедить?
– Моя сестра в некотором роде как бы не упрямей меня самого.
– Тоже вроде стены, – пробормотал Вифал.
– Что ты сказал?
Он потряс головой.
– Ничего важного.
– Так. Еще одна попытка. Смотри…
По ту сторону Светопада к ним опускалась темная тень, огромная, размытая. Метнувшись вниз, она прошла рядом с самой сердцевиной раны. В барьер словно бы ударил огромный кулак. Кровью брызнул свет. От темной кляксы во все стороны побежали красные трещины.
Йедан поднялся на ноги.
– Возвращайся к королеве Харканаса, Вифал, – сказал он, обнажая меч. – Еще самое большее один заход – и начнется.
– Начнется? – переспросил Вифал, на которого словно отупение нашло.
Он увидел, как вдоль береговой полосы бегут Умница и Коротышка. И его вдруг словно окатило холодом. Жуткие воспоминания. О днях молодости, о битвах на мекросских палубах. От страха у него подкосились ноги.
– Скажи ей, – продолжил Йедан своим обычным бесстрастным тоном, – что мы продержимся так долго, как только сможем. Скажи ей, Вифал, что шайхи вновь держат оборону на Берегу.
Из раны просунулись наружу копейные наконечники, трепещущий, ощетинившийся ужас – он видел силуэты, как они толпятся, протискиваются вперед, чуть ли не слышал доносящийся оттуда вой. Свет выплескивался наружу, словно кровавые сгустки. Свет истекал на берег, расцвечивая осколки костей. Свет озарил лица под шлемами.
Тисте лиосан. Дети Отца Света. Во тьме рождается звезда, и небеса открываются всеобщему взору.
– Отправляйся, Вифал. Брешь пробита.
Мы никого не способны удержать. Способны лишь рассыпаться, словно песок перед пожирающей его волной. Йедан призывает офицеров, офицеры бегут и выкрикивают команды, выстраиваются ряды, необученные солдаты изо всех сил пытаются не паниковать. А шайхи – мои шайхи – стоят бледные, выпучив глаза, и тщатся разглядеть, что происходит у бреши, где надеющиеся разбогатеть летерийцы встречают жалящие копья.
От раны раздаются крики. Вот и тисте лиосан, их лица сейчас – искаженные яростью маски, там, у бреши, бушует безумие войны. И жизнь проливается на песок вместе с кровью.
Мы не удержимся. Взгляните на мой народ, на то, как они неотрывно смотрят на брата, но он – лишь один человек, и даже ему такого врага не одолеть. Когда-то давно нас было много – достаточно, чтобы удержаться, выстоять и умереть, защищая этот мир. Теперь нас не хватит.
Прямо перед ней возникли Пулли и Сквиш. Они что-то кричали, даже вопили, но она не слышала. Звон оружия сделался отчаянней, словно по точильному камню одновременно провели тысячью ножей. Но ты, брат мой, из плоти. Не из камня. Из плоти.
– Нужно на колени!
Йан Товис хмуро посмотрела на молодуху.
– Крови жаждешь?
Та выпучила глаза. Йан Товис обнажила запястья.
– Вот этого?
– Нужно преклонить колени перед Берегом!
– Нет! – рявкнула она. – Не сейчас. Проваливайте, вы мне здесь не нужны. Там сейчас сражаются островитяне – идите туда, к ним, и сами становитесь на колени. На песке, рядом с ранеными и умирающими – вы обе! Загляните им в лица и скажите, что все не зря. – Йан Товис резко шагнула вперед и толкнула обеих так, что они чуть не попадали. – Идите! Скажите им!
Желаете, чтобы я преклонила колени? Чтобы все это освятила? Сделалась очередным правителем, обрекающим подданных на смерть? Стояла бы, прямая и гордая, и взывала к ним, обещая бессмертную славу? Да разве это место выдержит столько лжи? Разве могут слова быть настолько пустыми?