Осмотрелась и вдруг Анне стало стыдно за квартирку, которую снимала – настолько она убого выглядела по сравнению с тем, что Аня сейчас видела. В углу большая, просто огромная душевая кабина, в которой могли бы помыться одновременно трое не стесняя друг друга, ультра современная стиральная машинка, пуфик и у противоположной стены мраморная вытянутая столешница, в центре которой красовалась раковина. Шкафчики под столешницей, над ней, точечные светильники в потолке и в стенах, а пол с имитацией рассыпанной гальки. Аня ещё раз обвела взглядом комнату, отмечая, что самой ванной здесь нет. Всё выглядело дорого и нереально чисто.
Ей вспомнились слова Ильи про объединение квартир и Анна догадалась, что и санузла, следовательно, как и ванных комнат, должно быть по две, а потому с Маришкой, которую отец отправил мыть руки она не столкнётся. Это немного её успокоило, и она подошла к раковине. Бросила взгляд в зеркало:
– Это всего лишь девочка! Всё хорошо, хорошо, – пробормотала Аня, включая воду.
Пару раз она позволяла себе помечтать о том, как Илья приглашает её к себе и даже пыталась мысленно представить его дочь, но сразу обрывала свои фантазии. А тут – свершилось, а она не знала как себя вести, растерялась, стушевалась как девчонка. Аня опять посмотрела на себя в зеркало, отмечая свой неуверенный взгляд. Нахмурилась и мотнула головой, когда поняла – если бы Илья предупредил её заранее, она нашла бы тысячу причин, чтобы отложить это знакомство.
– Трусиха, – прошептала Аня, отряхивая руки от воды и прикладывая влажные ладони к лицу в надежде остудить пылающие щёки.
Много лет она избегала всякого общения с детьми. Сначала потому что было больно и сердце плакало кровавыми слезами, позже потому что страшилась разбередить рану, а потом… потом она просто начала бояться детей. Аня банально не знала – как с ними общаться, как себя вести с ними и о чём разговаривать.
Заставив себя покинуть ванную, прошла на кухню, где её ожидал уже накрытый стол. И кухня могла бы произвести на Аню впечатление своим уютом вкупе с оснащением, только всё проходило мимо – она была слишком напряжена.
Илья попеременно задавал вопросы то дочери о школе, об уроках, то Анне о работе и в итоге обе ему отвечали односложно – и Аня, и сидящая напротив Маришка.
Илья всей кожей чувствовал напряжение, царившее за столом, видел как Аня, иногда что-то отвечая, бросает на Марину взгляды, стараясь ей улыбнуться, но дочь…
У Ильи никогда не то что не поднимавшего руку на дочь, а даже не представляющего, что он может дать по попе своему ребёнку, возникли воспоминания, как он получал от отца ремнём и мысленно вздохнул, что с дочерью такое не пройдёт. В моменты, когда он не смотрел на Маришку, она, прищурив глаза, демонстративно смотрела на Аню, не скрывая своего неприятия. Только вот дочь не догадывалась, что отец видит её отражение в стекле кухонной двери.
– Я завтра утром заберу твою машину, – проговорил Илья, повернувшись к Анне, но краем глаза наблюдая за дочерью в отражении стекла.
– Зачем? – Аня вскинула на мужчину удивлённый взгляд. Миг и она перевела взгляд на Маришку, едва не поперхнулась и, задышав чаще, сразу посмотрела на Илью, натянуто улыбаясь, а он едва сдержался, чтобы не стукнуть кулаком по столу.
– На диагностику отгоню, – пояснял Илья, наблюдая за дочерью – как она вскинула голову и, задирая подбородок, сжала губы в тонкую линию. Маришка с такой злостью смотрела на Аню, что его так и подмывало резко развернуться и устроить дочери выволочку. Единственное, что останавливало мужчину, так это то, что его резкость только усугубит положение.
– Ночью уже заморозки бывают, – проговорил Илья, – Так что пусть лучше спецы проверят твою машинку, чтобы я не беспокоился за тебя.
– Я сама могу… – начала отговариваться Аня, но Илья её перебил:
– Это не обсуждается, Анют. Безопасность… – он посмотрел в отражение стекла и, не выдержав, резко обернулся к дочери. Успел заметить, как Маришка растерялась, поняв, что попалась со своими устрашающими гримасами. Прищурил глаза:
– Я вижу, ты поела, – дождался, когда Маришка виновато опустит взгляд вниз. – Иди уроки делать, мы позже с тобой поговорим.
Дочка рассерженно посмотрела на отца, вскинула голову и, намеренно громко отодвинув стул, заскрежетавший ножками по паркету, покинула кухню.
– Извини, – Илья, тяжело вздохнув, посмотрел на Анну виноватым взглядом. Одновременно взъерошил пятернёй волосы и совершенно не ожидал увидеть на её лице мягкую улыбку. Едва сдержал вздох облегчения, когда Анна взяв его ладонь, легонько пожмёт.
– Она ревнует, – тихо проговорила Аня. – Это ведь нормально, так что не переживай.
Илья нахмурился, бросил беглый взгляд в сторону двери и усмехнулся:
– Я видимо где-то что-то упустил, раз всё так обернулось, – выдал он сам себя, и Анна сразу поняла, что до обеда с Маришкой был проведён обстоятельный разговор.
«Конечно, ребёнок взбунтовался! – мелькнула у неё мысль,– Навязывают ей незнакомую тётку, да, скорей всего с наставлениями вести себя примерно». Анна едва сдержалась, чтобы не покачать головой. Посмотрела на часы, и опять пожала ладонь Ильи:
– Давай не будем об этом. Да и диагностику машины обсудим в следующий раз.
– Это не обсуждается, – упрямо свёл брови Илья, тоже взглянул на часы и поднялся.
– Ну, вот и обед закончился, а жаркое было просто изумительным, и зря ты скромничал по поводу своих кулинарных возможностей! – нарочито воодушевлённым голосом произнесла Аня, поднимаясь из-за стола.
– Именно поэтому ты практически и не ела, – фыркнул Илья, провожая Анну по коридору и помогая надеть пальто.
– Я, наверное, просто переволновалась, как и твоя дочь, – тихо призналась она, выходя на лестничную площадку и кидая грустный взгляд в сторону гостиной.
Весь обед Аня, наблюдая за дочерью Ильи, невольно вспоминала себя в её же возрасте. Маленькой девчонкой она остро ревновала маму к младшему брату – до ненависти, о которой потом стыдилась вспоминать. Маришка смотрела на неё со злостью, а у Ани перед глазами мелькали картинки прошлого. Вот она плачет в подушку, потому что на Новый год ей подарили варежки и шапку, а брату красивые санки. Вспомнилось – как она, прикусив губу, слушает сказку, которую мама, сидя у кровати брата, читает ему на ночь, а перед тем как покинуть детскую, целует сына, и, мимоходом поправив одеяло дочери, уходит.
Аня помнила то чувство недолюбленности, постоянного желания материнской ласки, которая обходила её стороной и с лихвой перепадала брату. Смотрела на Марину, нахохлившуюся воробышком,и понимала девочку. Вместо того чтобы провести обеденное время с отцом, она вынуждена общаться с незнакомой тёткой, которая отбирает внимание единственного родного и близкого человека ещё и по вечерам.
«Конечно, она будет злиться и ненавидеть меня! – понимала Аня. – Она боится потерять отца! Просто маленький ребёнок, которому не хватает любви и ласки», – размышляла Аня, пропуская мимо ушей слова Ильи по поводу её машины, пока он вёз её обратно на работу.
