Я не стала развивать тему вслух. Бесполезно что-то внушать человеку с таким настроем, как у Жана. Легче внять его словам и ждать, как дальше судьба распорядится нашими жизнями. Что ж, я готова и подождать, только бы он был рядом. Вот только как могла разрешиться сложившаяся ситуация без нашего непосредственного участия, мне сложно было представить.
Ждать пришлось недолго. По крайней мере, не так долго, как мне это представлялось тем жарким июльским днем.
Да, мы возобновили наши встречи, причём даже с большей регулярностью, чем раньше. Меня не пугало, что Жданова могли привлечь мои частые отлучки с работы. Во-первых, потому что он никогда не обрывал мне телефонов во время рабочего дня, а во-вторых, слишком уж он был занят подготовкой к мероприятию по снятию Затмения. Многое нужно было успеть завершить за оставшиеся месяцы, а дата операции была заранее определена – двадцатое декабря. Я и сама ждала этого события с предвкушением, слушала увлечённые рассказы Жданова о приготовлениях и программе самого мероприятия.
Заветная дата неумолимо приближалась. Зима уже вступала в свои права. Жан последние недели ходил сам не свой – нервный, напряжённый. На то была причина. Лечение младшего сына затянулось. Шёл уже шестой месяц, как его Петюша находился в ждановском Центре. Спустя три месяца лечения от аутизма, когда мальчика уже должны были отпустить домой, врачи всё же поставили новый диагноз – лейкемия. Лечение пришлось продолжить.
Я всячески пыталась успокоить Жана, убедить, что продолжительность лечения не влияет на качество и конечный результат. Мальчик непременно будет здоров, он будет жить. Но Жан всё чаще приносил на наши свидания крепкие напитки и распивал их в одиночку. Он знал, что скоро Затмение будет снято с базистов, и боялся, что к тому моменту они не успеют вылечить Петюшу. Я снова и снова пыталась объяснить Жану, что в Центре уже давно трудятся не только базисты, но и обычные врачи, которые следуют технологиям и методикам, разработанным Ждановым и его людьми. Метод лечения готов, проверен, и будет действовать Затмение или нет, мальчика всё равно вылечат.
Жана, как всегда, было сложно в чём-то убедить. Однако, на его счастье, утром двадцатого декабря мне позвонили и сообщили, что ребёнок, которого я привозила на лечение, здоров и готов к выписке.
Несмотря на то что до мероприятия по снятию Затмения оставалось несколько часов и перед этим многое ещё нужно было успеть, я, не раздумывая, поехала в Центр Жданова. Чтобы не терять времени, я решила не только забрать Петюшу самостоятельно, но и отвезти его домой.
Опять тот же двор. У подъезда нас встречал сияющий Жан. И снова я наблюдала трогательную сцену воссоединения отца и сына. Ребёнок вяло реагировал на объятия родного папы – возможно, в силу возраста и длительной разлуки. Наконец Жан переключил своё внимание на меня. Слов не нужно – благодарность в его взгляде не знала границ.
Так мы постояли с минуту, помолчали. В глазах Жана я прочитала ещё и просьбу, которую он, судя по всему, стеснялся озвучить вслух.
– Ты хочешь, чтобы я поднялась?
И снова благодарность в его глазах. На этот раз за мою проницательность.
– Да, Аня была бы очень рада. Она такой человек, будет потом мучиться, что не смогла лично отблагодарить тебя.
– Хорошо. Пойдём. Только ненадолго. Я и так уже ничего не успеваю.
– Конечно-конечно, – засуетился Жан, пропуская меня в подъезд.
Меня снова усадили за тот же покрытый клеёнкой стол. Пытались накормить, налили стопку той же желтоватой водки. На самом деле я понимала, что водка прозрачная. Просто посуда в этом доме настолько пожелтела от времени.
Аня без умолку рассказывала, как они переживали затянувшееся лечение младшего сына, как тяжело было бедному Жану, поведала об успехах старшего со времени его выздоровления. Жан молчал, каждые пять минут подливая себе в стакан прозрачной жидкости. Я заметила, что он хмелеет на глазах. Никогда не видела, чтобы Жан пил так много, как в последний месяц. Он, собственно, вообще никогда не употреблял ничего крепче красного вина. Аня поглаживала его по плечу и пыталась объяснить мне, что Жанику позволительно снять накопившееся за последние полгода напряжение таким образом.
Я воспринимала её слова весьма скептически, глядя на медленно сползающего со стула Жана. Когда его голова мёртвым грузом упала на кухонный стол, Аня попросила помочь ей отвести «уставшего» супруга в спальню. Мы подняли безвольное тело нашего возлюбленного и практически на себе доволокли его до кровати.
Аня пригласила меня вернуться на кухню, но я, поблагодарив её, отказалась, сославшись на срочные дела. В прихожей, когда я уже оделась, Аня крепко обняла меня и не отпускала так долго, что мне пришлось самой аккуратно высвободиться из её объятий.
– Спасибо тебе за всё, Маргарита. Ты ангел, посланный нам небесами.
– Аня, не стоит. Для Жана я бы и не такое сделала.
Она грустно улыбнулась.
– Как бы я ни была тебе благодарна, я всё же не могу не спросить… – Аня как будто замялась. – Теперь всё?
– Ты о чём? – спросила я в недоумении. – Я очень надеюсь, что вам больше не придётся обращаться за помощью в Центр, если ты об этом.
– В таком случае уговор есть уговор? Вы больше не будете встречаться с моим мужем? – Она слегка покраснела.
– Я думаю, нет. – До меня никак не доходил смысл её слов. – Что ещё за уговор?
– Ах, – невесело рассмеялась Аня. – Жан не говорил тебе, что я в курсе ваших встреч?
Я молча смотрела на неё, потихоньку понимая, к чему она ведёт.
– Понимаешь, Ритуль, я уже давно в курсе вашего уговора. Жан, конечно, не собирался рассказывать мне, но так случилась, что ему пришлось. Когда ещё Ванюша находился на лечении в Центре, я заметила, что Жан стал реже бывать дома. Он ссылался на большое количество заказов, однако денег в дом приносил всё меньше и меньше. Вот я и испугалась, не попал ли он в какую-нибудь неприятную историю. Однажды я решила выяснить, где он бывает. Я следовала за ним, пока он не скрылся в подъезде многоэтажного дома. Оставшись стоять во дворе, я раздумывала, что мне делать. Дождаться, когда он выйдет или устроить допрос с пристрастием дома. Но ни того ни другого делать не пришлось. Минут через десять я увидела тебя. Ты скрылась за дверью того же самого подъезда. Вечером, когда я потребовала объяснений, он сказал мне, что такова цена выздоровления нашего сына.
– Какова? – хрипло отозвалась я, собственно говоря, уже понимая, о чём идёт речь.
– Ритуль, только не подумай, что я обвиняю тебя. Ни в коем случае. Я знаю, что значит любить. Знаю, что значит любить Жана. Желание быть с ним любой ценой, готовность делить его с другой женщиной, прощать любые проступки, забыв о собственном достоинстве, – это мне знакомо. Это не твоя вина, что ты не смогла забыть его со временем. Но так не может продолжаться постоянно, ты понимаешь?
– Да, конечно.
Слушая эту женщину, я не испытывала ни боли, ни обиды. Только непонимание – неужели действительно можно так любить? Неужели я действительно так любила? Если да, то почему сейчас я абсолютно ничего не чувствую? Почему я так легко соглашаюсь более не видеться с Жаном и сама же верю в искренность своего обещания?
