Я поехал домой. К отцу у меня тоже имелись вопросы. Может, сейчас и я всё разрушил, но семь лет назад мы расстались из-за его вмешательства.
Правда, сразу поговорить не получилось — когда я приехал, он спал. Тоня пожаловалась, что его опять мучили боли в спине. А это значит, он срывался на всех. Уколы отец делать не любил — говорил, что после них у него туман в голове и хочется спать. Соглашался только тогда, когда, видать, терпеть становилось совсем невмоготу.
— С утра нас всех тут гонял, — причитала Тоня. — Перебил столько посуды… суп весь на пол вылил… эту бедную девочку, сиделку, снова до слез довел, думала, вообще поколотит… она уйти хотела, насилу ее уговорила остаться. А потом Сергею Михайловичу позвонили. Он долго разговаривал, уж не знаю, с кем. Но после этого сразу присмирел, согласился на укол и вот теперь спит.
Проснулся отец только под утро, сразу огласив весь дом отборной бранью. Но когда я вошел в его комнату, он сразу успокоился. Даже подобрел, пробормотав с улыбкой: «О, сынок».
И пока я сидел в кресле, пережидая, когда сиделка доделает все их утренние процедуры, он покорно терпел, не шпынял ее, как обычно, только слегка покряхтывал.
Я же ничем не выдавал своих намерений. Но как только сиделка, закончив свои манипуляции, ушла, я сразу спросил его в лоб:
— Это ты тогда заставил Марину уйти? Только не ври.
Странно, но отец как будто даже и не удивился моему вопросу. Разве что малость погрустнел.
— Ну?
Тяжело вздохнув, он посмотрел на меня с досадой и кивнул.
— Да как ты мог?! — вскочил я с кресла и стал кружить по комнате. — Какого черта ты влез куда не просили?
Он хмурился и молчал.
— Ты хоть понимаешь, что натворил? Ты же… ты же нам с ней жизни переломал! Допустим, до нее тебе дела нет. Но ты и мне всю жизнь к херам испоганил.
— Я не думал, что у тебя к ней так серьезно было…
Я заставил себя сесть и чуть сбавить тон.
— Да я тогда жить не хотел, когда она меня бросила. Да меня до сих пор корежит, когда ее вижу. А ты знаешь, почему я купил этот гребаный завод? Думаешь, я такой энтузиаст и мне в кайф было нырнуть в это болото? Да ни черта подобного. Просто она там работала. Работает. Только из-за нее. Как думаешь, серьезно у меня к ней было или не очень? Да и вообще, какая нахрен разница, серьезно или несерьезно? Это была моя жизнь, мой выбор. Ты вообще не должен был влезать!
— Ты, сынок, тоже не должен был влезать, если так посудить.
— Ты о чем? — раздраженно спросил я.
— Помнишь, Жанну?
Я даже не сразу сообразил, о ком он. С трудом переключился со своей волны, но все же вспомнил.
— Это та шлюшка, на которой ты хотел жениться?
— Именно.
— Так ты жалеешь, что не женился на ней?
— Не жалею. Но у меня хватает ума и честности признать, что ты поступил тогда хоть и жестоко, но правильно. Так вот и ты, может, когда-нибудь меня поймешь.
— Никогда не пойму! И вообще, к чему эта аналогия? Как ты можешь сравнивать эту тупую шлюху и Марину?
Отец ответил не сразу, видно было, что он колебался.
— А ты думаешь, эта Марина так уж от нее отличается? — прищурился он. — Думаешь, она чиста и невинна?
— Ты сейчас поосторожнее выбирай слова, — тихо предупредил я, чувствуя, как в груди начинает припекать.
— Я говорю то, что есть. То, что знаю. А я знаю, что твоя Марина лет этак десять назад снималась в порнофильмах.
Я снова вскочил, опрокинул кресло.
— Да что ты несешь?! У тебя от твоих лекарств совсем мозги заплыли?
— Не горячись, — посмотрел он на меня снизу вверх. — Я говорю только то, что знаю точно. Я своими глазами видел порнушку с её участием.
— Ты реально думаешь, что я в этот бред поверю?
— Тимур, ты выслушай спокойно, а потом уже делай выводы, рви и мечи.
Несколько секунд я нависал над отцом, тяжело и шумно дыша, испепеляя его взглядом. Он, хоть и нервничал, но глаза не отвел.
— Ладно, говори, — процедил я через силу, хотя рвать и метать хотелось немедленно. Снова уселся.
— Так вот, когда вы встряпались в эту историю с Яшей Черным, я попросил Юру всё о ней разузнать. Мало ли, вдруг эта девица какая-то аферистка.
Юра — это отцовский эсбэшник. Хотя какой он Юра, ему лет уже за шестьдесят. Сколько себя помню, он всегда был с отцом. И всегда мне не нравился. И матери тоже, её он вообще пугал. Жилистый, с абсолютно голым черепом и с прозрачными, белесыми глазами. Похож на кота сфинкса. Такой же тощий, безбровый, лысый и взирающий на всех с лютой злобой. Ну, кроме отца, разумеется. Ему он был предан до гроба.
— Так вот Юра и нашел это видео. И узнал, что она снималась в порно за деньги. Там даже договор был, чтоб ты знал. Юра раньше работал у одного… не будем называть имен, все равно он давно уже в Москве, чуть ли не в правительстве там кто-то. Но когда еще здесь жил, время от времени пользовался услугами одной конторы. Тонкостей я не знаю, но как понял, там снимали фильмы на заказ. Сам понимаешь какие фильмы. Заказчики могли и актрис по своему желанию выбирать, у них там целый огромный каталог с девочками был. И с мальчиками тоже. На любой вкус. И эти девочки-мальчики шли туда работать добровольно, потому что платили хорошо.
Я слушал отца, а про себя упрямо повторял: бред, дикий бред…
— Клиенты могли заказывать что-то конкретное, воплощать любые свои фантазии на экране. Вплоть до всяких извращений.
Отец брезгливо передернулся.
— Контора была довольно закрытая, фильмы снимали только для частной коллекции, за бешеные бабки, новых клиентов брали только от проверенных, давних заказчиков. Сам можешь представить, что за люди были их клиенты. И Юрин бывший хозяин в свое время частенько туда наведывался. Ну и Юра, получается, тоже. Кого-то из своих знакомых или родственников он даже пристроил туда в охрану. Связи остались. Вот и там пробил её на всякий случай. Ну и принес мне то видео.
— Да ну, это ересь какая-то, — мотнул я головой. — Чтоб Марина снималась для каких-то извращенцев?
— А ты у нее спроси. Говорю же, я видел собственными глазами.
Вспомнился ни к месту Тиханович. Он тоже нес какую-то пургу про порно.
— Нет, не знаю, что ты там видел, но лучше молчи. Не хочу больше ничего слушать.
— Я видел её, — твердо повторил отец, — во всей красе. Говорю тебе, она работала на эту контору. Будь это все неправдой, она бы и не ушла тогда от тебя.
Я задыхался. Воздух как будто сгустился и стал раскаленным. Голова сделалась чугунной и пустой. Только пульс в затылке и висках стучал набатом. С минуту или дольше я сидел в каком-то отупении, отца уже не слушал — все его слова слились в монотонный гул, пока меня не пронзила догадка.
