Он закричал, чувствуя, что ноги его не касаются земли, а сам он взлетает, медленно и важно, словно цепеллин. Миг, другой, третий — и его подняло достаточно высоко. Белка радовалась и верещала, скача по разбойнику и раскачивая его.
Затем она одним прыжком перепрыгнула на близлежащее дерево и разбойник, лишенный ее магии, сверзился на землю, с грохотом и звоном, и там замер, неподвижный.
— Па-лу-чи-и-ил! — верещала белка злорадно. — Ну, кого еще заколдовать? Подходи по одному!
Великан пал; но его трое товарищей встали теснее плечом к плечу, чтобы отомстить за него. У них, как и у главаря, были великолепные сабли, и они ударили разом. С лязгом скрестилось их оружие и шпага Люка.
Но Люк, приняв первый удар, нашел в себе силы чтобы не только удержать, но и оттолкнуть сабли разбойников.
— Вали их, Люк! — верещала белка, кровожадно прыгая на поверженном великане. — Бей их!
С этими тремя, которые нападали бестолково и мешались друг другу, Люк наскоро сыграл в крестики-нолики, прочертив на одежде каждого по нескольку крестообразных прорех и проткнув каждого в районе живота, чем вызвал неудержимое золототечение.
Трое разбойников оказались умнее предыдущих двух, и потому ретировались очень быстро. Они прыжками умчались в кусты, помечая свой путь золотым следом.
— Победа! — голосила белка верхом на уползающем раненном великане. — А-а-а, забоялись? Меня забоялись? Будете знать, как связываться со мною! Я вам не просто так! Я Вильгельмина Герхен-Дармоедская!
Люк поспешил к Изабелле и в один взмах вспорол сеть, в которую завернули ее разбойники.
— А ты хорошо дерешься, садовник, — прошептала Изабелла, все еще испуганная, дрожащая и порядком помятая разбойничьими лапами. — Не думала, что в руках, которые с утра до ночи поливают розы, столько силы…
— Я в армии служил, — ответил Люк серьезно. — Ты как, цела? — тревожно спросил он, помогая девушке подняться на ноги. — Испугалась? Говорил же я тебе — ты слишком беспечно и легкомысленно себя ведешь для девушки! Одна разгуливаешь по лесам…
— Этих разбойников здесь быть не должно было, — всхлипнула Изабелла. — Я этот лес знаю, как свои пять пальцев…
— Сегодня не должно, а завтра должно! — возразил Люк. — Никогда не угадаешь, когда и где настигнет тебя беда!
— Да, — горько ответила Изабелла, переводя дух. — Такое мое везение, значит. Вчера встретила проходимцев-гномов и пьяницу-белку, сегодня — разбойников и одного обаятельного мошенника, который позвал меня замуж, вероятно, уже женатый на другой, портрет которой он носит рядом со своим бессовестным, лживым сердцем! Все, оставь меня. За спасение спасибо. Но ухаживания свои оставь при себе. С меня хватит всего этого — разбойников, пьяниц и… слишком красивых мошенников.
Голубые глаза Люка потемнели, губы сжались в узкую полоску, брови гневно изогнулись.
— Посмотри, что там, в медальоне, — резко велел он. Слишком резко, слишком повелительно; в его голосе прорезались прямо-таки стальные нотки, пугающие больше зловещего свиста его шпаги, и Изабелла едва не сделала то, о чем он ее просил.
Ее руки испуганно потянулись к медальону, но тут же отдернулись.
— Нет! — выпалила Изабелла упрямо. — Даже не вздумай мне сейчас показывать своих подружек! Что она там, уродлива? Без глаза? Без носа? Ты с ней из жалости? Что?!
Все эти глупости Изабелла тоже почерпнула из журнала, когда немного его читала. Там был опубликован какой-то дамский трогательный роман, в котором красивый герой совершил нечто подобное. Соединил свою судьбу с судьбой увечной, но коварной и расчетливой девушки. И очень этим терзался.
Словом, трагедия.
Но Люк, кажется, этого журнала не читал.
Обхватив Изабеллу за плечи, он прижал ее к дереву, к шершавой и грубой коре, подавил все ее попытки сопротивления и снова повторил едва ли не по слогам, глядя злющим взглядом в глаза девушки:
— Открой. Его.
— Там девица, девица! — заверещала белка, мгновенно позабыв о том, как болела за Люка. — И прехорошенькая! Не позволяй ему тебе голову заморочить! Ишь, хитрец какой!
Но тут свое злое «вж-ж-ж-ау!» сказала шпага Люка. Распоров воздух, она едва не ткнула острием прямо белке в нос.
— Замолчи, глупый зверь, — процедил Люк зловеще.
И та, увидел сверкающую сталь у своей морды и суровый взгляд молодого человека, направленный на нее, мигом обмякла, пустила лужу и сдулась, как проткнутый шар, упав в обморок.
— Давай, — обернулся Люк к Изабелле. — Расстегивай его.
Стало совершенно ясно, что просто так Люк не отстанет. Изабелла, морщась и корча недовольные рожицы, взяла медальон и нажала на крохотную кнопочку.
Крышечка медальона отскочила и Изабелла действительно увидела портрет, но не девицы, а зрелой дамы с удивительно красивыми голубыми глазами и такими же золотыми, как у Люка, волосами.
— Это портрет моей матери, — пояснил Люк. Голос его дрогнул и перестал быть таким пугающим и жестоким. — Единственный портрет, который… словом, он мне дорог. Я не мог допустить, чтобы этот глупый грызун потерял его где-то в лесу. Конечно, и тебя я не должен был бросать, прости! Но…
— Люк — выдохнула Изабелла, совершенно счастливая. Она обхватила его лицо ладонями и покрыла поцелуями его горячие щеки, его лоб, глаза и даже нос. — О, Люк! Да замолчи же ты уже!
Глава 4. Любовь и долг
— Что я скажу Фее, что я ей скажу! — выла в отчаянии белка, колотя кулачками в крепкую дубовую доску. — Она скажет мне: «Вильгельмина, фу, какой позор! Ты не справилась, ты не уберегла свою подопечную до брака!» Принц — он ведь должен выбирать все самое лучшее, из самых лучших девушек королевства! Белла, ты понимаешь, что автоматически вылетаешь из отбора?! Из самого важного, самого престижного в твоей жизни отбора! А ведь я профессионал! Я заслуженный наставник! Я должна была довести тебя в отборе до победы! Это повысило бы меня в звании! Награда «Наставник года» потеряна! Что же вы делаете, кабанячьи дети! Вы разрушаете мою карьеру, мою репутацию, мою жизнь!
Но ее вопли были не слышны из шкафа, куда ее сунул Люк и подпер для надежности дверцу стулом. Дверцы шкафа были толстые, хорошо подогнанные, и белкины вопли из-за них доносились едва слышным, неразборчивым писком.
…До лесной сторожки Люк донес Изабеллу на руках. Боевая лопата с болтающимся на ней узелком лежала на его плече, и на ней, как безумная, скакала в отчаянии белка. Она даже сделала пару кругов по влюбленным, но ее никто не ловил и не пытался скинуть или прихлопнуть.
Она выла и рыдала, совершенно точно понимая, куда и зачем несет Изабеллу Люк, но поделать ничего не могла. Ее просто не слышали; молодые люди смотрели только друг на друга, дышали одним дыханием, жили в одном мгновении, в одной ласке, в прикосновении друг к другу, и меховая приставала им была не помеха.
